Русло ручья оказалось совершенно неприемлемым вариантом для восхождения – камни скользили, сыпались вниз, влажный мох не давал возможности надёжно зацепиться, карликовые берёзы и кусты голубики, кое-где растущие в лощинах, здесь отсутствовали начисто. Ждан решил перебраться с ручья на скалы и ползти уже по ним, в надежде найти на них уступы, террасы и площадки, на которых можно было бы немного передохнуть. Сначала ему повезло – в скалах вскоре обнаружилась неглубокая ниша, по которой удалось взобраться на несколько метров, но затем скалы пошли под отрицательным углом. С небольшого приступа на скале открывался хороший обзор во все стороны, море больше не грозило, оно сосредоточенно ушло в себя, перемешиваясь в своей толще бесчисленными течениями, что вполне могло так и остаться его внутренним делом, если бы не мириады мельчайших пузырьков воздуха, холодной серебристой плазмой пляшущие над поверхностью моря. Тропа на остров находилась почему-то очень далеко, она лишь угадывалась в тёмных стежках на лоскутном фоне старой сыпучей материи, которой обернулись горы, выбеленные солнцем.
Лениво, нехотя к Ждану наконец-то подобралось осознание очевидного – дальнейший подъём вверх сопряжен со смертельной опасностью, а спускаться вниз уже невозможно.
Ждан посмотрел на низкое полярное солнце, на которое здесь можно было смотреть не мигая. Море уже отпустило небо, оно выгнулось над его жутковатой равниной и со своей вершины лёгкой синеватой волной обнадёживало Ждана, словно обещало ему своё невесомое парение и упругую лучезарную жизненную силу. Да, теперь всё это было бы как нельзя кстати.
Прямо возле себя Ждан увидел небольшие тоненькие травинки, которые легко устроившись между камней, выпускали оттуда свои зелёные нежные лучи. И выше, и ниже – везде, где только могла собраться земляная и глинистая пыль, росла трава, и цеплялся за эти случайные микроскопические островки изумрудный узорчатый мох. Странно, что никогда Ждан не обращал внимания на то, какой красивой может быть обыкновенная трава, и заметил он это только сейчас, здесь, на узкой кромке скалы, между небом и морем. И не только трава, всё вокруг необычайно притягивало и радовало глаз – камни, абрис нависающих свал, пористые цветные лишайники, редкие мельчайшие цветы на прозрачных ножках, выглядывающие из приветливой зелени мха. Совершенно неожиданно перед Жданом начали возникать фрагменты давно утраченных воспоминаний – какие-то смазанные пейзажи, не распознаваемые интерьеры, полузабытые лица. И всё это не содержало ни единого тёмного тона, минорной ноты, тревожной октавы. Воспоминания сияли праздничностью, торжествующим умиротворением, лучились и переливались так, что вся предшествующая жизнь казалась Ждану непрерывным, безоблачным счастьем, счастьем не омрачённым ничем. И, если бы не возвышенный фон души, мешающий сосредоточиться на остальном, Ждан непременно бы заметил и порозовевший вокруг него воздух, и розовые быстрые искорки, вспыхивающие то здесь, то там, словно непосредственно перед ним ниспадала подвижная, блестящая ткань, услышал бы лёгкое дыхание близких крыл, дыхание, которое смешивалось с нежными пьянящими ароматами роз, почувствовал бы долгий, пристальный взгляд, соединяющий его с тем, что уже когда-то было, но всё равно мучительно влекло прикосновением памяти, вечно пульсируя на краях настоящего, не желая исчезнуть в минувшем.
