Парень накинул цепочку сзади и, резко дернув, прервал уже почти вышедший из глотки маленького человека крик. Тут же убийца стянул концы цепочки под затылком – они едва сошлись на толстой и короткой шее – и, еще раз резко дернув, разведя руки в стороны, задушил человека. Потом он снял с его шеи цепочку и сунул в карман.
Второй уже вытащил из-под светлого плаща маленький магнитофон и положил его в свое пальто.
Тело осталось лежать на палубе, возвышаясь не опознаваемым с набережной мешком. Катер быстро шел к мосту, парни, наклонившись, трудились над трупом.
Под мостом они спихнули его в воду. Когда тело опустилось на дно, заложенные во все карманы плаща, пиджака, брюк небольшие взрывные устройства разнесли его на куски. Взрыв из-под воды был почти не слышен. Куски не должны были всплыть – к рукам и ногам, голове и груди стальной проволокой были примотаны грузила от больших сетей.
– Everything o’key, I think, – сказал тот, который душил. Покачиваясь, распахнув пальто, он мочился с борта. – Life is life, eh? We don’t need this kid more. He has made his last connection – our bosses can have their fucking caviar at their fucking dachas… Well. I hope, his blackassholes, his friends won’t find him for reconstruction. I don’t wish such bad thing to them, to our dear friends from the East…
– Shut up, you! – Второй прикуривал, и ответ его был неразборчив. – You are so brave here… But I wonna see you in Lebanon… With your fucken chain…
Неужели вы не понимаете, сказал Сочинитель, что я не имею влияния на них? Это они действуют, а не я. Это ведь так элементарно, и всюду написано, вы не могли этого не читать. Ну, вспомните же, Татьяна выдала такую штуку, вышла замуж! И он удивился, а сделать ничего не мог. А ведь не мне, согласитесь, чета, даже и говорить неловко… Они имеют самостоятельную волю, поймите! Вы должны понять…
Ликбез мне читаете, усмехнулся седой, классику… Это все оставьте для поклонниц, у нас разговор серьезный. Либо вы продолжите ваш сценарий таким образом, чтобы он нас устраивал, либо… Через несколько минут здесь установят монитор, мы вам хотим кое-что показать.
Я ничего не могу сделать, сказал Сочинитель мертвым голосом, и в этот только момент сам окончательно понял, что действительно не может, даже если бы решил. Сюжет будет развиваться единственно возможным для него и для нас всех путем. Все, что должно произойти, произойдет, и я не могу ничего с этим поделать. Есть вещи, которые сделать не можешь, понимаете? Даже если хочешь. Просто ты так устроен и не можешь написать то, что не можешь, как не можешь прыгнуть в высоту на два метра… То, что вы хотите, может написать только другой человек, но и он не напишет, потому что Сюжет – мой. Иногда со стороны это все кажется несерьезным. Например, во мне многие запреты на развитие Сюжета связаны с моим застарелым, с детства, желанием казаться лучше, чем я есть на самом деле. С желанием выглядеть красиво, понимаете? И я не могу…
