– Чистые подъезды, ровные дороги, аккуратные мусорные баки, которые убирают каждое утро, – говорил он.
– Ну, батенька, это все еще в незапамятном 1989 году пропало, – сказал Ерну.
– Кушайте селедочку, – сказал он.
– Селедочка хороша, – сказал он.
– Все это я вижу в Молдавии, – сказал Лоринков.
– Сумасшедший, – сказал Ерну.
– Нет уже никакой Молдавии, – сказал штабс-капитан Ерну.
– Будет, – упрямо сказал поручик Лоринков.
В это время за соседним столиком кто-то отрывисто рассмеялся. Хохотала семейка российских буржуа, которых Лоринков ненавидел. За их сытость, за равнодушие, за паспорта, по которым в ЕС без визы пускают… Буржуа было человек десять, в шортах, с «Кэнонами», чековыми книжками, в меховых шапках, несмотря на август…
– От чего смеяться-с изволите-с? – спросил поручик краснорожего отца семейства.
– Вот вы, офицер, все талдычите, Молдавия, будущее, шмудущее, – сказал краснорожий, утирая вялые угро-финские губы салфеткой.
– А я думаю, как же смешно и нелепо выглядит этот ваш…. проект, – сказал краснорожий.
– Полагаю, это утопия и бредни, – сказал он.
– Да еще и так много наговорили! – сказал он.
– Отчего-с, даже письменно в манифест-с оформил, – сказал Лоринков.
– Целую простыню накатали! – сказал краснорожий.
– Да я таких могу за день левой рукой сотню накатать, – сказал он.
– Я… да как вы… – сказал Лоринков, и потянулся к пистолету.
Штабс-капитан Ерну встал, и, не размахиваясь, полоснул боевым топориком по правой руке туриста. Та отпала, как сухой лист. Брызнула кровь. Завизжали женщины.
– Ну так иди, и катай, чмо, – сказал штабс-капитан.
* * *
…Ужин продолжался.
– Братец, любезный, – сказал Лоринков.
– Что, братец? – спросил Ерну, и поднял лицо от борща.
От горячего шрамы на лице штабс-капитана – его бичевали за спрятанную под кроватью в лагере книгу Деррида, – стали багровыми. Лоринков вытер слезу, и махнул рукой. Собравшиеся в ресторане не обращали на них никакого внимания. «Рижанс» шумел блядьми, выпивкой, звоном посуды, и, казалось, что звук этот никогда и не пропадал уже целый век, и что его записал на граммофон еще Вертинский, бившийся здесь в истериках, и поставил сейчас за ширмой Ахмет, расторопный Ахмет…
– Ахмет, еще водки! – крикнул штабс-капитан.
– Лоринков, – склонился он к осоловевшему поручику.
– Хватит сопли жевать, есть предложение, – сказал он.
– Бросаем все, и едем в Румынию, по приглашению театра города Клуж, – сказал Ерну.
– Они там принимают эмигрантов, недобитков интеллектуальных, – сказал Ерну, усмехнувшись.
