– Вешайся давай, – сказал кто-то.
– Задолбал, – сказал кто-то.
Раду вздохнул, и прыгнул с табуретки. В глазах у него почернело, потом побелело, потом поплыли перед ним три полосы: красная, синяя, и желтая. Цвета флага Молдавии, понял Раду. Значит, я уже в аду, понял Раду. Вдруг к нему склонилось крупное лицо пожилого мужчины с прожилками на носу и двухнедельным перегаром. Бог, понял Раду.
– Зачем так рано? – сказал Бог, сверившись с блокнотиком.
– Чего вы меня отвлекаете?! – сказал он.
– Жена, – сказал Раду плача.
Сбивчиво объяснил, но под насмешливым взглядом Бога замолк.
– Мужик, ты молдаванец или засранец? – сказал Бог.
– Я, ну это… – сказал Раду, чувствуя себя снова в армии, перед неумолимым сержантом Додон.
– Ты молдаванец или засранец? – сказал Бог яростно.
– Я… ну… конечно… – сказал Раду.
– Ты. Молдаванец. Или. Засранец. – сказал Бог, сжав Раду яйца.
Это было ощущение, в сравнении с которым никакое повешение не шло. Раду почувствовал, что такое настоящий АД.
– Молдаванец, – пискнул он.
– Я молдаванец, – прохрипел он, почувствовав, как ослабла хватка.
– Я молдаванец, а не засранец, – сказал он басом, потому что яйца были отпущены.
– Отлично, – сказал Бог.
– Значит, будь мужиком, а не говном, – сказал он.
– Тоже мне, вешаться, – сказал он.
– Настоящий мужик наловчился бы на этой сраной-как-её-корриде, – сказал Бог.
– Да и отбил бы жену обратно, – сказал Бог.
– Если она, конечно, тебе будет нужна, блядища эта, – сказал он.
– Ты же будешь звезда корриды, на тебя бабы вешаться станут, – сказал он.
– Если, конечно, не будешь хлебалом щелкать, – сказал он.
– И больше никогда, слышишь, НИКОГДА, – сказал он.
– Не отвлекай меня, – сказал он.
– Ненавижу самоубийц гребанных, – сказал он.
– Только отчетность в порядок приведешь, план, то се, – сказал он.
– И тут – бац! – внеплановый, – сказал он.
– Еще вопросы есть? – сказал он.
– Один да, – сказал Раду.
– Скажите, вы в армии не служили? – сказал он, волнуясь.
– Стройбат, вч 234458, Одесская область, 87—88, кто был, тот не забудет, – сказал он.
– На личные вопросы я не отвечаю, – сказал Бог.
Сел прямо на Землю, откупорил невесть откуда взявшуюся бутылку коньяка, и приложился. Дал хлебнуть повешенному. Потом выпил сам и стал черкать что-то в блокнотике. Раду терпеливо и угодливо ждал. Бог глянул на него с недоумением.
– Я вас больше не задерживаю, – сказал он и клацнул зубами.
Раду вдруг резко упал куда-то, а вынырнул на больничной койке.
– Бред от удушения, – сказал ему врач, терпеливо выслушавший видение Раду.
