Скоро совершив покупку, Петр Петрович благодарит Машу продавца.
Маша остается в душном павильоне, а Петр Петрович, нагруженный вдобавок к пакету коробочкой с цветком, уходит. На башенных часах без пяти семь вечера. А дождь все сыплет с неба свою мокрую пыль. А прохожие все спешат мимо Петра Петровича. Мимо, мимо.
Дом на улице, которую за двести лет переименовывали трижды, как будто врос в землю – таковы «культурные» наслоения веков. Изначально тракт. И был он грунтовый. Потом брусчатка. За ней деревянные плашки, которые уплыли в наводнение. И, наконец, асфальт. Была она трактом и имела имя Саарский тракт. Стала улицей, и обозвали её Гренадерским проездом. Пришли к власти рабочие и крестьяне. Дали ей имя одного из вождей Французской революции – Робеспьера.
Вход в квартиру, где живут сестры, особый. Дверь врезана впритык к стене. Так получилось вследствие «уплотнения», когда огромную во весь бельэтаж барскую квартиру разделили на две. Стену, разделяющую две половины прежних хором, поторопились сложить горе строители, и потому в ней остались прорехи. По законам гидроакустики эти лакуны превратились в превосходные передатчики звуков. И что характерно – звуки проникали в половину, где жили сестры. Не наоборот. А так как за стеной жил музыкант, то сестры постоянно слушали рояль.
– Серафима, ты верно указала время, когда мы ждем Петра Петровича? – Анна старше сестры и считает, что вправе командовать Серафимой.
– Сударыня-барыня, как велели, так и наказала гостю прийти к семи вечера, – Серафиме вовсе не обидно быть в некоем подчинении у старшей сестры.
После гибели родителей в автокатастрофе сестры дали друг дружке обещание никогда не ссориться. А то, что Анна стала главенствовать, так то получилось само собой.
Сестры обмениваются любезностями, а Петр Петрович, стоя перед дверью, ведущей в квартиру, где обитают две столь милые его существу женщины, собирается с духом. Ему предстоит сейчас встреча с сестрами. Что скажет он им? Обеим и каждой по отдельности.
Поворот витиеватой ручки – и за дверью тренькнуло. Тут же послышалось цоканье каблучков. Петр Петрович не настолько был знаком с женщинами, чтобы определить, кто идет к дверям. Анна или Серафима?
Дверь открывается – и гостю являются обе сестры.
– Милый доктор, вы как всегда точны, – Анна улыбается по-своему, одними уголками губ. Глаза раскосы. Прямые брови чуть-чуть вскинуты в вопросе. Все в облике Анны изыскано. И голос её идет из глубины веков. Приглушенный, вибрирующий.
