Медленно работая машиной, ледокол вышел вперед и вытянул буксир. Проволочные швартовы, на которых стоял «Товарищ», ослабли и без труда были выдернуты из рыма (кольца) бочки;. «Дзержинский» потянул корму корабля влево, и «Товарищ» начал разворачиваться.
Понадобилось больше четверти часа, чтобы развернуть и направить носом к выходу из порта тяжело груженный океанский парусник. Но вот «Товарищ» лег, наконец, на свой курс, кормовой буксир был отдан, и «Дзержинский» направился к берегу. Ледокол прибавил ходу, и «Товарищ» поплыл мимо Мурманска, направляясь к выходу в океан.
— Ученики и команда, к вантам на правую! — скомандовал я.— Пошел по вантам!
По старой морской традиции экипаж корабля, облепив ванты, трижды, прокричал «ура» жителям приютившего его порта, и большой флаг «Товарища» медленно приспустился и снова поднялся, отдавая честь и посылая привет городу.
Долго шли узкой и длинной Кольской губой.
На «Товарище» была маленькая радиостанция. Отойдя миль сорок от Мурманска, мы ее испробовали и послали официальное извещение о нашем отплытии и привет родным и друзьям.
Если бы в это время года на севере не царил вечный день, то я бы сказал: «К ночи вышли в океан». Но ночи не было. Холодное, но неустанно сияющее солнце не заходило за горизонт.
Океан встретил нас неприветливо. Свежий северо-западный ветер гнал высокую встречную волну, и ледокол «Шестой», то взлетая вверх в облаке пены, то зарываясь носом в холодную воду, сильно качался. «Товарищ» всплывал на волну свободно, не принимая на себя воды и чуть переваливаясь с боку на бок.
С каждым часом ветер свежел, и, несмотря на то, что реи «Товарища» были побрасоплены>{3}, то есть повернуты несколько возможно круто для уменьшения сопротивления ветру, ход все уменьшался и уменьшался. На третьи сутки наш ход уменьшился до двух узлов, и явилось опасение, что если ледокол поработает еще двое суток, то ему может нехватить>{4} угля для возвращения в Мурманск. Поэтому я решил огибать Нордкап под парусами. Я обменялся сигналами с ледоколом, и попросил его вместо того, чтобы итти вдоль берега, оттащить нас подальше в открытый океан.
Утром 2 июля раздалась долгожданная команда:
— Пошел все наверх, буксир отдавать, паруса ставить!
Ледокол поставил нас в полветра, и мы начали натягивать нижние паруса.
Судно забрало ход.
Отдан буксир, и освобожденный ледокол, сделав большой круг, подошел под корму «Товарища», чтобы принять от него последние письма.
