Кольцо наползало, уходя в сторону, чтоб зрению оставался этот край, на который смотрел наполовину спящий Маур. И квадратик тоже покачивался, заплескивали на опущенные края оранжевые мелкие волны. Тыкался в жидкое ленивое пламя шест, тонкий, как шип с колючего дерева зогго. И светлая фигура, переступая еле видными под длинным подолом черными ногами, тянулась шестом, отталкиваясь от обломка черной скалы.
Это же озеро-море, понял мальчик, и тот плот, что увозит к острову еду и овец, а иногда редких молчаливых чужестранцев. Они никогда не заходили в деревню. Но мальчишки на то и мальчишки: хоронясь за кустами, крались, подглядывая, как те, замотанные в темные глухие одежды, ждали на дальнем берегу перевозчика и, ступив на плот, уплывали к черному острову Невозвращения. Никогда мальчики не видели их лиц и не слышали разговоров, потому что этим берегом владело племя рыбоедов-алмолу — никого из пастухов сюда не пускали их воины. Были они невысоки, с гнутыми кривыми ногами и тощими животами, а зубы на черных лицах крошились и торчали как у старых зверей. Но все стрелы и гарпуны алмолу пропитывали ядом и никого не жалели.
Сейчас плот, увиденный им под закрытыми веками, был пуст. Лишь перевозчик медленно суетился, запуская шест то с одной стороны, то с другой. И плотик, ныряя и захлебываясь набегавшей волной, двигался к берегу, а корявое кольцо острова уплывало за край глаза, куда-то к виску.
Мауру надоело следить за колыханием красной воды, он вздохнул, поворачиваясь. И скривился от резкой боли. Дернул рукой — положить на живот, где будто ели кожу злые муравьи, но рука не поднялась, заныв в запястье. Моргая, он попытался поднять голову, захрипел, когда веревка надавила на горло. Звезды мигнули и скрылись, перед испуганными глазами поплыла черная голова с поблескивающими в ушах и на шее украшениями. Черноголовый довольно хмыкнул, повернувшись, проговорил что-то резким лающим голосом. И сказал уже Мауру, успокаивая насмешливо:
— Дергаешься, будто мышь. Сто шагов осталось, там встанешь.
Мальчик затих, шаря глазами по вновь заблестевшим звездам. И не пытаясь вырваться, напряг слух. Его покачивало, он лежал, на спине. Рядом слышался мерный топот, сопение, а издалека доносился плеск воды. Кто-то из темноты крикнул, и один из тех, что рядом, крикнул в ответ, неожиданно громко, над самым ухом.
Через обещанные сто или чуть больше шагов, покачивание прекратилось, тело мальчика ухнуло вниз и в спину вдавились острые камни. Черноголовый навис, расплетая петли на запястьях и щиколотках. Дернул за веревку, освобождая шею. Но не снял петлю, когда мальчик неуклюже сел, хватаясь за камни онемелыми пальцами. Подтягивая за грубый ошейник, заставил встать. В свете пыхнувшего и затрещавшего факела Маур увидел большое плоское лицо бэйуна, заблестел на широкой груди бронзовый знак.
