— Зелье в тебе, — вопили слова, падая дохлыми муравьями, — другого нет-нет-нет, оно в тебе.
Бросил бутылочку наземь и откинулся к стене.
«Сейчас я умру». Мысль была в меру сладкой, свежей и хорошо пахла. С ней надо было побыть подольше. Как можно дольше. Остаться. Чтоб уже ничего…
«Умру»…
Через полузакрытые глаза он видел, почему-то наступил вечер, солнце, гудя, тащит за собой лучи, отражения, блики и стрелы на воде, и все это пищит, стрекочет и коротко постукивает.
Умереть мешал маримму. Стоял, не давая сосредоточиться, смотрел исходящими кислотой глазами. И запах смерти стал портиться. Впадая в отчаяние, Нуба возненавидел учителя, солнце, катящуюся на него ночь. И поднимая голову, напрягся, стараясь напоследок найти и себя, поймать, задать трепку этому вот, который сидит и мычит, как убогий старик у колоды с питьем для коз, не умея справиться с миром.
В это мгновение, мелькнувшее мимо его сознания, пелена искаженного мира вдруг упала. Утащилась под землю, явив ему мир настоящий, такой, каким он привык его видеть и слышать. Только в тысячи раз более яркий и четкий. И — большой. Как освещенный полуденным светом камень приблизилось к Нубе огромное лицо маримму, зашевелились губы, открывая ущелье рта.
— Вставай, время идти.
Юноша встал, расправляя плечи в пустыню и горы, поднимая голову за небеса.
«Я — бог»…
— Не медли. А то силы кончатся раньше, чем мы дойдем.
Маримму охватил плечо-гору ладонью-равниной и оба двинулись вперед, поднимая вековые деревья ног, мимо хижин-отрогов, полных людей-великанов. Минуя бескрайние плоскости вытоптанных великанскими ступнями деревенских троп, вышли на бесконечный песок у озера и Нуба милостиво оглядел необозримые просторы. Все тут достойно его величия и размеров. Прекрасный мир, населенный богами. И бог-маримму Байро идет рядом с богом-Нубой, показывая за черные деревья, где сверкает солнце-костер.
Садясь, Нуба принял из рук маримму длинную бутылочку из тыквы, кивнул и поднес ко рту. И тут мир стал стремительно уменьшаться, стягиваясь в точку посреди кромешной темноты. По ушам ударил голос учителя:
— Скорее!
Теряя сознание, Нуба успел единожды отхлебнуть из узкого горла, пока язык и глотка еще слушались.
