— Папа Карума…
В глазах мальчика плясали два маленьких костра, черные руки лежали на завернутых в зеленую ткань коленях.
— Что тебе? Вот питье.
— Потом. Ты спать, наверное, хочешь?
— Вроде нет, — удивился Карума, наливая отвар в деревянную чашку. Но поняв, к чему вопрос, обрадовался и приготовился выслушать просьбу о рассказе, перебирая в голове, о чем поведать внимательному серьезному лицу и блестящим глазам. И опять удивился.
— А ты этой ночью не идешь говорить с годоей?
— Не твоя грусть. И не твоя забота! Говорение — дело старших. А ты не обрезан даже!
Он сердито отхлебнул и, обжегшись, потер щетину пальцами.
— Не сердись, папа Карума. Я глуп, мог подумать, ведь никто не пришел, значит, и ты не пойдешь к годое. Тогда расскажи мне еще. Про женщину-свет и про мужчину-ветра. Почему мы не говорим с ними? Я даже не знаю, как их зовут!
— И никто не знает. Они слишком велики для нас, черных детей птицы Гоиро, слишком светлы. Только она нам строгая мать, и ей карать нас за проступки и следить, чтоб жили правильно. Понял ли, а?
— Понял. Наверное. Но не пойму этого…
— Чего это?
— Как так стало?
Костер тихо потрескивал, а Карума шумно вздохнул. Наказал себе мысленно, следи теперь за своими словами, облезлый попугай, видишь, каждое сказанное будит мальчишку. И прокашлявшись, начал. Махнул рукой над костром. Огонь, помелькивая, осветил сухое запястье, мягкие складки рукава рубашки-дашики, согнутые пальцы.
— Что ты видишь, когда я делаю так?
Круглые глаза следили за плавно движущейся рукой.
— Вижу? Руку. Твою.
— Моя рука всегда при мне, — ворчливо отозвался старик, — а что видишь сейчас?
— Она машет. Да. И свет на ней.
— А там что? — Карума вытянул руку, и на траву за костром легла черная тень с длинными, как ветки, пальцами.
— Тень ее.
— Верно. Так вот… Чтоб был свет, я разжег костер. И только тогда рука моя стала видна в ночи. А чтоб легла тень, мне ничего не надо. Тень приходит сама. И даже ярким днем, когда солнце жжет глаза и показывает нам всю землю, есть ли такое, чтоб не было на земле теней?
— Нет такого, — согласился мальчик, — они уползают, в уголки, но они есть.
— И они приходят в свет сами. Так? А теперь поверни все наоборот. Вот вокруг стоит ночь. Вся из тени. Посмотри в углы ночи, ты видишь там свет?
Мальчик оглянулся. Ночь стояла вокруг, смотрела на него темным глубоким глазом, и на дне его полыхал крошечный костер и рядом с ним две согнутые освещенные фигурки. Он зябко повел плечами.
