— подумала Джесси; за этой мыслью последовала другая: «Ведь, может быть, у меня собственный стиль сексуального поведения, а коль скоро это так, то вся эта процедура с наручниками определенно не подходит мне». От нее она чувствует себя униженной. Даже сама мысль о наручниках оскорбляла ее. В самом начале она действительно испытывала некоторое неприятное возбуждение — тогда они пользовались шарфами, — два или три раза она даже испытала многократный оргазм, а для нее это было большой редкостью. Но все равно подобные эксперименты давали побочные эффекты, и чувство униженности было только одним из них. Ее преследовали собственные кошмары, начавшиеся после первых вариантов развлечений Джеральда. Она просыпалась вся в поту, тяжело дыша, глубоко запустив руку в развилку любви, исступленно поглаживая маленькие бугорки. Джесси хорошо помнила только один из этих снов, да и то воспоминание было туманным, смутным: абсолютно обнаженная, она играла в крокет, и вдруг погасло солнце.
«Не обращай на это внимания, Джесси; об этом ты можешь подумать в другой день. Самое важное сейчас — заставить его освободить тебя».
Именно так, потому что это не было их игрой; это развлечение полностью принадлежало ему. Она играла только потому, что Джеральд хотел этого; Теперь ей это было неприятно.
Над озером снова разнесся крик одинокой гагары. Одурманенная усмешка ожидания на лице Джеральда сменилась выражением мрачного неудовольствия. «Ты разбила мою игрушку, сука», — говорил его взгляд.
Джесси вспомнила, когда видела его таким же в последний раз. В августе Джеральд принес глянцевую брошюру и показал, чего именно он хочет, и она согласилась: конечно, он может купить «поршэ», если хочет, они действительно могут позволить себе купить «поршэ», но, как ей кажется, ему лучше было бы купить членство в Лесном клубе здоровья, что он грозился сделать уже года два.
— Сейчас ты абсолютно не соответствуешь «поршэ», — сказала она, сознавая, что это не дипломатично, однако ей было не до дипломатии. Он разозлил Джесси до такой степени, что ее уже не интересовали его чувства.
В последнее время она все чаще и чаще выходила из себя, и это приводило ее в уныние, потому что она не знала, как с этим бороться.
— На что ты намекаешь? — спросил Джеральд ледяным тоном. Обычно она не утруждала себя ответом; она уже знала, что почти все такие вопросы были чисто риторическими. Основной смысл содержался в подтексте: «Ты расстраиваешь меня, Джесси. Ты не соблюдаешь правила игры».
