Джесси уже слышала этот лай, но было бы лучше, намного лучше, если она не вспомнит, когда, где или что случилось тогда.
Лай собаки вывел ее из оцепенения, и Джесси пошевелилась — сначала левой ногой, потом правой, бедрами — и внезапно поняла, что ей лучше будет видно в тумане, если она откроет глаза. То, что она увидела, оказалось не коридором из «Сумеречной зоны», а обыкновенной спальней летнего домика на северном берегу озера Кашвакамак, в районе, известном под названием Горная Бухта. Джесси поняла, что ей холодно оттого, что на ней ничего нет, кроме прозрачных трусиков, а шею и плечи ломит потому, что руки ее прикованы наручниками к столбикам кровати, а туловище соскользнуло вниз, когда она потеряла сознание. Никакого намека на кренящийся коридор или туман. Реальным был лишь лай собаки, переходящий в хриплое рычание. Сейчас собака была ближе к дому. Если Джеральд это слышит, то… Мысль о Джеральде заставила ее содрогнуться, все тело закололо острыми иголочками. Это пощипывание доходило до локтей, и Джесси смутно поняла, что руки у нее, онемев, почти потеряли чувствительность, что это и не руки вовсе, а перчатки, набитые застывшим картофельным пюре.
«Мне так больно», — подумала она, и тут память вернулась к ней… особенно ярким было воспоминание о Джеральде, падающем с кровати вниз головой. Теперь ее муж лежал на полу, он был мертв, а может быть, просто потерял сознание, сама же она лежала на кровати, размышляя о том, какие неприятные ощущения возникают, когда немеет рука. Как можно быть такой самоуверенной эгоисткой?
«Он мертв, но это ведь его вина», — произнес дерзкий голосок. Он попытался добавить еще парочку прописных истин, но Джесси заставила его замолчать. Находясь в почти бессознательном состоянии, порывшись в архивах своей памяти, Джесси все же поняла, кому принадлежит этот немного гнусавый, готовый разразиться саркастическим смехом голосок. Он принадлежал Руфи Ниери, Джесси жила с ней в одной комнате, когда училась в колледже. И Джесси вовсе не удивилась этому: Руфь всегда была щедра на советы, частенько шокируя ее, свою девятвадцатилетнюю соседку с глазами на мокром месте — скорее всего, ее проповеди и были рассчитаны на подобную реакцию; Руфь никогда не теряла голову, и Джесси не сомневалась в том, что Руфь и сама верит в то, что говорит, процентов на шестьдесят, да и поступает так же, особенно когда дело касается секса. Руфь Ниери была первой знакомой Джесси женщиной, которая принципиально отказывалась брить ноги и подмышки; Руфь посещала все студенческие собрания и не пропускала ни одного экспериментального студенческого спектакля.
