– И я прихожу к вам из Канзаса, махая хвостом дружбы всем и во имя неисчислимых миллионов чистых душой, возвышенно настроенных лошадей, стремящихся к свету свободы, говорю вам: потритесь носами с нами в священном и святом деле. У вас сила. Без вас, говорю я, человек-тиран не может передвигаться с места на место. Без вас он не может собирать урожай, не может сеять, не может пахать.
– Очень странное место Канзас! – сказал Марк Аврелий Антоний. – По-видимому, там собирают жатву весной, а пашут осенью. Для них, вероятно, хорошо, но меня сбило бы с толку.
– Продукты вашей неутомимой деятельности сгнили бы на земле, если бы вы, по свойственной вам слабости, не согласились бы помочь им. Пусть гниют, говорю я. Пусть он напрасно вечно зовет вас в конюшни! Пусть напрасно машет заманчивым овсом перед самым вашим носом! Пусть крысы буйно бегают вокруг не вывезенных с поля копен! Пусть жнец ходит на своих двух задних ногах, пока не упадет от усталости! Не выигрывайте для него призов на скачках, губящих душу ради удовольствия. Тогда, только тогда человек-поработитель поймет, что он делает. Бросьте работать, братья по страданию и рабству! Брыкайтесь! Пятьтесь! Становитесь на дыбы! Ложитесь в дышле и кричите! Разбивайте и уничтожайте! Борьба будет коротка, а победа обеспечена. После этого мы можем предъявить наши неоспоримые права на восемь кварт овса в день, две попоны, сетку от мух и наилучшие стойла.
Рыжий конь с торжеством закрыл рот с желтыми зубами, а Тэкк со вздохом сказала:
– По-видимому, надо что-нибудь сделать. Как-то не хорошо – притесняет человек всех нас, по-моему.
Мульдон проговорил хладнокровным сонным голосом:
– Кто же привезет в Вермонт овес? Он очень тяжел, а шестидесяти четвериков не хватит и на три недели, если давать постольку. А зимнего сена хватит на пять месяцев!
– Мы можем уладить эти мелкие формальности, когда великое дело будет выиграно, – сказал рыжий конь. – Вернемся просто, но величественно к нашим неоспоримым правам – праву свободы на этих зеленеющих холмах и отсутствию индивидуальных различий стран и родословных.
– Что вы подразумеваете под индивидуальными различиями? – твердо сказал Дикон.
– Во-первых, бывают чванливые, избалованные рысаки, ставшие такими только благодаря воспитанию, для которых бегать быстро так же легко, как есть.
– Вы знаете что-нибудь про рысаков? – спросил Дикон.
– Я видел, как они бегают. Этого достаточно для меня. Я не желаю ничего больше знать. Бега рысаков безнравственны.
