Небо́ поднялся.
– Наконец-то! – воскликнула Поль. – Куда же мы отправимся теперь? – спросила она, вдыхая прохладный ночной воздух.
– В замок света, – ответил Небо́, устраиваясь рядом в фиакре.
– До чего же меня угнетают ваши непрекращающиеся цитаты из книг. Не затруднит ли вас изъясняться более современным языком?
– Я много общался с эрудитами и скверно владею жаргонами. Современная же речь есть сплав профессиональных жаргонов: «ужас» на светском жаргоне означает скверно выполненную стрижку, «пристойный» значит «потерявший честь» на языке политиков; герцогиня сплетничает, а школьник не умолкает; определение «коронованный» одинаково применятся к королям и к лошадям; эпитет «странный» употребляется в отношении как любезного, так и порочного человека. Сегодня ваши нервы чересчур напряжены, чтобы изучать синонимы – под замком света я понимаю интеллектуальное кабаре, где не играют в карты и не читают газет, где напротив стойки бара расположилась фисгармония, стены расписаны фресками и за столиками сидят поэты.
– Такое место на самом деле существует? Вы познакомите меня с поэтами, собравшимися вместе за столиком кафе?
– Они покинули башню из слоновой кости, чтобы вести провокационные речи, как и подобает образованным злодеям. Если страсть к вину не поглотила поэта целиком, он окажется скверным молодым мужчиной. Он увлечен вином, публичными женщинами и боится слежки.
– Я представляла себе поэта высшим существом, неспособным опуститься до вульгарных занятий.
– Иными словами – избранным, обладающим большей чувствительностью, нежели простой смертный, и способным передать свои ощущения в произведении искусства. Если обычный человек говорит «Мне невыносимо скучно», поэт восклицает «Мою душу терзает печаль».
О constellations, vous voyez que je souffre,
Flambeaux de l’éther ayez pitié de moi! [17]
He думайте, тем не менее, что поэт обладает поэтической душой. Таковою обладал лишь Ламартин. Ступни тех, кто сегодня играет на лире, вылеплены из твердой глины. Среди трех сотен сочинителей, убежденных в своих талантах и известных на весь Париж, не найдется ни единой поэтической души! Ни одно время не знало так много картин и речей и так мало настоящих художников и истинного красноречия. Чаяния эпохи обернулись против нее самой: на Капитолийский холм поднялся каждый желающий. На следующий день, заполнившись целой толпой, Капитолийский холм, превратился в публичное место. Теперешние стихи грубо сколочены, арабески и арии – лишены содержания.
