Бабочка улетела к своему мужу, и через пять минут у них закипела новая ссора.
– Помни, – сказал жене мотылек. – Помни, что случится, если я топну ногой!
– Я не верю тебе! – ответила бабочка. – Пожалуйста, топни, я хочу посмотреть, что будет! Ну, топай же ногой!
– Я обещал султану Сулейману не делать этого, – ответил мотылек, – и не желаю нарушать моего обещания.
– Какой вздор. Если ты топнешь ногой, ничего не случится, – сказала бабочка-жена. – Топай сколько хочешь; ты не согнешь ни одной травинки. Ну-ка, попробуй! Топай, топай, топай!
Сулейман-Бен-Дауд сидел под камфарным деревом, слышал разговор мотылька и его жены и смеялся так, как никогда еще не смеялся в жизни. Он забыл о своих султаншах; забыл о звере, который вышел из моря; он забыл о тщеславии и хвастовстве. Он хохотал просто потому, что ему было весело, а Балкис, стоявшая с другой стороны дерева, улыбалась, радуясь, что ее любимому мужу так весело.
Вот разгоряченный и надутый мотылек порхнул в тень камфарного дерева и сказал Сулейману:
– Она требует, чтобы я топнул ногой. Она хочет видеть, что случится, о, Сулейман-Бен-Дауд. Ты знаешь, что я не могу этого сделать; и теперь она уже никогда не поверит ни одному моему слову и до конца моих дней будет насмехаться надо мной!
– Нет, маленький братик, – ответил Сулейман-Бен-Дауд, – твоя жена никогда больше не станет над тобой насмехаться. – И он повернул свое кольцо на пальце, повернул ради маленького мотылька, а совсем не для того, чтобы похвастаться своим могуществом. И что же? Из земли вышли четыре сильных джинна.
– Рабы, – сказал им Сулейман-Бен-Дауд, – когда вот этот господин, сидящий на моем пальце (действительно, на его пальце по-прежнему сидел дерзкий мотылек), топнет своей левой передней ногой, вызовите раскаты грома и под этот шум унесите мой дворец с садом. Когда он снова топнет, осторожно принесите их назад.
– Теперь, маленький брат, – сказал он мотыльку, – вернись к своей жене и топни ножкой, да посильнее!
Мотылек полетел к своей жене, которая продолжала кричать:
– Ну-ка, посмей топнуть! Топни ногой! Топни же, топни!
Балкис увидела, как джинны наклонились к четырем углам сада, окружавшего дворец, весело захлопала в ладоши и прошептала:
– Наконец-то Сулейман-Бен-Дауд сделает для мотылька то, что он давно должен был бы сделать для самого себя! О, сердитые султанши испугаются!
И вот мотылек топнул ногой. Джинны подняли дворец и сад в воздух на тысячу миль. Раздался страшный раскат грома, и все окутал мрак, черный как чернила.
