К этим же литературным образцам восходит и специфическая особенность манеры повествования — незримое, но ясно осязаемое в романе присутствие автора-рассказчика. За строками книги угадывается фигура немолодого, умудренного опытом, но сохранившего веру в людей и в жизнь человека. Ему с самого начала известен трагический исход событий, и поэтому даже о самых радостных минутах героев он говорит с легкой грустью. Сокрушаясь по поводу печальной судьбы Сириуса, он «утешает» читателя сообщением о посмертной славе поэта. Рассказчик не скрывает своих симпатий и антипатий, своего отношения к происходящему. С глубокой скорбью провожает он расстающихся с жизнью героев. («Да, вот и Мориц, самый одаренный из наших бедных пропащих музыкантов, ушел навсегда из повести».) При первом же появлении Матте-Гока рассказчик со вздохом признается, что ему предстоит «задача не из самых приятных» — рассказать о «гнусностях», совершенных в дальнейшем «этим чудовищем». Иногда рассказчик прямо адресует свои слова читателю — например, обращение к молодому поколению в первой главе третьей части.
Присутствие рассказчика определяет ту естественность, с которой входят в ткань реалистического, порой даже сниженно-бытового повествования романтические картины природы, лирические отступления, эмоционально-приподнятые, похожие на стихотворения в прозе, главы «Поэт и луна», «Поэт и смерть». Личное отношение рассказчика к изображаемому подчеркнуто той богатейшей гаммой разных оттенков юмора, которую мы видим в романе: грустная улыбка в рассказе о суеверном Корнелиусе и его кладоискательстве; неудержимо веселый смех в эпизодах с участием супругов Янниксен; саркастическая усмешка по адресу «кентавра» Анкерсена и его соратников; нескрываемая издевка над карьеристом и снобом Кронфельдтом.
При всем различии романов «Черный Котел» и «Пропащие музыканты» их многое и объединяет. В «Пропащих музыкантах», хотя еще и не очень определенно, возникает ощущение угрозы, нависшей над пока еще почти идиллическим миром Фарерских островов. Хищник и лицемер Матте-Гок — лишь первый предвестник надвигающихся бедствий. Конечно, не случайно он вторгается в жизнь героев накануне первой мировой войны, и уж тем более не случайно автор сравнивает его с теми, чьими руками эта война готовится и рядом с кем он кажется «крохотной бледной сколопендрой среди тигров, львов и ядовитых змей». Таинственное происхождение Матте-Гока придает этой фигуре символический характер: его отцом мог быть любой из заправил города, он — порождение всего общества, Опперман в зародыше.
