Лива вспоминает и о других несчастьях. Видно, и вправду приближаются последние времена, конец земной жизни, скоро пробьет час великой справедливости. Жена Оппермана лежит неизлечимо больная в мансарде. В течение одного года скоротечная чахотка унесла всех пятерых детей Бенедикта Исаксена! Ах, такова жизнь, смерть и несчастья подстерегают тебя повсюду. Но зажглась свеча, огромная свеча… зажглась среди серого мрака отчаяния и светит всем, кто хочет видеть.
Нужно только крепко держаться этой свечи, постоянно иметь ее в мыслях и не позволять никому отнять ее у тебя. Как говорится в песне:
Мой слабый ум, храни свой свет
среди мирских невзгод,
пусть освещает путь вперед,
ведь скоро ночь придет.
Она тихонько напевает тоскливую мелодию:
Ведь скоро ночь придет,
ведь скоро ночь придет.
Мой слабый ум, храни свой свет,
ведь скоро ночь придет.
Группка по-летнему одетых людей идет навстречу, это молодой судовладелец Поуль Шиббю, высоченный сын Саломона Ольсена, Спэржен, и неизвестный мужчина.
— Смотрите-ка, идет чернейшая роза в мире! — кричит Поуль Шиббю и, широко раскрыв руки, подходит к Ливе. — Как поживаешь, мой цветочек? Как ты уживаешься с этим мандарином Опперманом?
— Прекрасно, Пьёлле! — отвечает Лива и торопится продолжать путь. Но Поуль Шиббю останавливает ее и берет за руку.
— Известна ли вам роза Стамбула? — представляет он ее. — Лива и я — закадычные друзья, нас крестили и конфирмовали в одной воде, нам надо бы было и пожениться, да она не хочет… Подумать только, отвергла меня! Правду я говорю, Лива?
— Правду, Пьёлле! — Лива не может удержаться от улыбки.
Поуль морщит свое мясистое лицо и притворяется, что плачет. Становится на колени перед Ливой и прижимает ее руку к щеке.
— Ну, ну, Пьёлле, — говорит она с упреком, отнимает руку и, краснея, улыбается Спэржену и постороннему мужчине, словно просит извинения.
— Ты торопишься, Лива, — говорит Поуль и поднимается на ноги. — Прощай и передай привет Чан Кай-ши. Бог да благословит тебя!
— Ну не прелесть ли она? — спрашивает он, глядя ей вслед. — Вот с кем бы любовь крутить. А она вступила в крендельную секту! Потеряна для мира.
— Но она так ласково улыбнулась тебе, Пьёлле, — говорит Спэржей.
— Она любит меня!
Поуль Шиббю подбрасывает трость вверх, словно копье, и ловит ее. — Я по-прежнему ее тайный возлюбленный! Видно по ней, Спэржен, правда?
Он делает несколько па вальса и, приложив руку к сердцу, воркует:
— Она любит меня!
