Вдруг Элиас издает хриплый рев, глаза его закатываются так, что видны белки, тело выгибается дугой, только затылок и пятки касаются земли. Маленький, незаметный, всегда такой скромный человек наносит удары окружающим, словно преступник, которого пытаются арестовать, воет как одержимый. Сильный удар приходится Ливе в бок, она вскакивает и скрежещет зубами от боли. Энгильберт встает на ее место и изо всех сил старается помочь Томеа утихомирить безумца.
Постепенно больной затихает, приступ на этот раз прошел. Энгильберт помогает девушкам отнести отца в дом и положить на постель. Он лежит бледный, измученный, с окровавленным провалившимся ртом.
Энгильберт оглядывает маленькую чисто вымытую комнату. Перед кроватями лежат красиво выделанные овечьи шкуры, потолок и одна стена почти целиком покрыты разросшимся плющом, среди его листьев освобождено место для увеличенного портрета покойной жены Элиаса. Фотография поблекла, но все же видно, что хозяйка хутора была черноволосой, с густыми темными бровями, как и ее дочери.
Энгильберт снова вспоминает о письме… Не потерял ли он его в этой сумятице? Нет, оно у него в рукаве. Он вынимает его, разглаживает и протягивает Ливе. Она выхватывает смятый конверт и отворачивается. Он видит, как она подносит его к губам и прячет на груди. Потом уходит в кухню и начинает причесываться перед зеркалом.
Энгильберт обращается к Томеа и говорит доверительным шепотом:
— Ты знаешь так много разных средств, нет ли такого, что могло бы излечить отца?
Девушка качает головой. Он испытывает непреодолимое желание сблизиться с ней, добиться ее доверия. Но она немногословна, замкнута, ее трудно вызвать на разговор. Он протягивает ей руку на прощание. Ему удается поймать ее взгляд — странный, гнетущий, пронизывающий его до мозга костей.
Энгильберт выходит из дома вместе с Ливой, но она скоро сворачивает с большой дороги и идет полями, более кратким путем, чтобы не опоздать в магазин Оппермана.
— До свидания, Энгильберт, — кивает она, — тысячу раз спасибо за помощь и за письмо.
Он следит взглядом за ее легко бегущей фигуркой, пока она не исчезает за холмом. Он все еще ощущает резкий запах двух девушек и твердо уверен, что на него оказывает свое действие сверхъестественная сила Томеа… у него чешется ухо, что-то дрожит в груди под талисманом. Со сладострастным ужасом он чувствует, как его интерес к усатой девушке перерастает в вожделение. Это, несомненно, дело тайных и опасных сил, сил, с которыми нужно бороться любыми средствами, ибо они хотят лишить его духовных ценностей, накопленных за последние полгода, принудить к новому падению.
