Я спросил у Буряка, почему он не оставил сына в Новороссийске.
— С ним трудно теперь разговаривать, а заставить уйти с корабля невозможно. Володя за последние походы повзрослел. И ни при каких обстоятельствах он не останется… И, посмотрев на меня пристально, добавил:
— Не беспокойтесь, товарищ дивизионный комиссар, мы вернемся, все будет в порядке.
После небольшой паузы, как бы рассуждая с самим собой, он продолжил:
— Если я оставлю Володю на берегу, то на корабле могут подумать, что командир побаивается нового похода, опасается, что не вернемся. Я хочу, чтобы ни у кого не было сомнений и все верили, все были убеждены, что мы и на этот раз прорвемся в Камышевую бухту, выполним задание Военного совета флота, доставим, как всегда, все необходимое в родной Севастополь, возьмем раненых, женщин, детей и вернемся в Новороссийск.
Я слушал и ничего не мог возразить против правильных, как мне тогда казалось, доводов командира корабля.
На корабль Володя попал следующим образом. Как-то он сказал отцу, что ребята собираются идти добровольцами на фронт. Отец знал, что Володя исполнит задуманное, и попросил у командира дивизиона разрешение принять сына к себе на корабль юнгой. Комдив Г. П. Негода разрешил. Володя с радостью служил под командованием отца. Юноша плавал уже несколько месяцев и выполнял обязанности второго наводчика 37-миллиметрового автомата. Свои обязанности юнга выполнял безупречно, службу нес наравне со всеми, скидок отец не делал ему никаких… Володя был трудолюбивым, сообразительным и неунывающим пареньком и всем пришелся по душе. Ровное отношение Петра Максимовича к сыну, как к каждому краснофлотцу, еще больше укрепило уважение и любовь экипажа к требовательному и справедливому командиру корабля.
Истекали последние минуты до ухода эсминца в море. Подошел комиссар. Он был обеспокоен отсутствием газет и почты, которую должен доставить «Безупречный» в Севастополь. Усачев досадовал так, будто по его вине не пришла машина из Сочи, где печатался «Красный черноморец».
Узнав, что почту и газеты доставит «Ташкент», который выйдет несколько позднее, он облегченно вздохнул.
— Ну, тогда все в порядке!
Вид у Усачева был усталый. Он доложил, что командир и комиссар 142-й стрелковой бригады обратились к нему с просьбой рассказать о положении в Севастополе. Усачев поведал им о том, что знал, что видел накануне, сказал, что в Севастополь входить уже нельзя — корабль войдет в прилегающую к нему Камышевую бухту. Говорил о том, что Верховный Главнокомандующий в своей телеграмме севастопольцам поставил их борьбу в пример для всей Красной Армии и советского народа. Усачева спрашивали и о том, где можно прочитать телеграмму, посланную севастопольцам.
