Сомс продолжал смотреть. Против воли что-то ширилось у него в груди. Жить здесь и видеть перед собой этот простор, показывать его знакомым, говорить о нём, владеть им! Щеки его вспыхнули. Тепло, блеск, сияние захватило Сомса так же, как четыре года назад его захватила красота Ирэн. Он взглянул украдкой на Босини, глаза которого — глаза «полудикого леопарда», как его назвал кучер старого Джолиона, — с жадностью блуждали по ландшафту. Яркое солнце ещё сильнее подчёркивало резкие черты его лица, выдающиеся скулы, подбородок, вертикальные складки на лбу; и Сомс с неприязненным чувством глядел на это суровое, вдохновенное, бездумное лицо.
Мягкая волна зыби прошла по полю, и ветер тепло пахнул на них.
— Какой дом я бы вам здесь построил! — сказал Босини, прервав наконец молчание.
— Ну ещё бы! — сухо ответил Сомс. — Ведь вам не придётся платить за него.
— Тысяч так за восемь я выстрою вам дворец.
Сомс побледнел — он боролся с собой. Потом опустил глаза и сказал упрямо:
— Мне это не по средствам.
И направил свои медленные, осторожные шаги обратно на первый участок.
Они пробыли там ещё некоторое время, обсуждая детали будущего дома, а затем Сомс вернулся в коттедж к агенту.
Через полчаса он вышел и вместе с Босини отправился на станцию.
— Так вот, — сказал Сомс, еле разжимая губы, — я всё-таки остановился на вашем участке.
И снова замолчал, недоумевая, каким образом этот человек, которого он не мог не презирать, заставил его, Сомса, изменить своё решение.
V. СЕМЕЙНЫЙ ОЧАГ ФОРСАЙТА
Как и вся просвещённая верхушка лондонцев одного с ним класса и поколения, уже утратившая веру в красную плюшевую мебель и понимавшая, что итальянские мраморные группы современной работы — просто vieux jeu[28], Сомс Форсайт жил в таком доме, который мог сам постоять за себя. На входной его двери висел медный молоток, выполненный по специальному заказу, оконные рамы были переделаны и открывались наружу, в подвесных цветочных ящиках росла фуксия, а за домом (немаловажная деталь) был маленький дворик, вымощенный зелёными плитами и уставленный по краям розовыми гортензиями в ярко-синих горшках. Здесь, под японским тентом цвета пергамента, закрывавшим часть двора, обитатели дома и гости, защищённые от любопытных взоров, пили чай и разглядывали на досуге последние новинки из коллекции табакерок Сомса.
Внутреннее убранство комнат отдавало дань стилю ампир[29] и Уильяму Моррису[30]. Дом был хоть и небольшой, но довольно поместительный, с множеством уютных уголков, напоминавших птичьи гнёздышки, и множеством серебряных безделушек, которые лежали в этих гнёздышках, как яички.
