Она вскинула на меня недоверчивый взгляд.
- Что значит - убрался?
- А ты думала, что он останется здесь?
- Он слишком болен. Где он? Что ты с ним сделал? Отвечай, черт побери.
- Я доставил его в аэропорт.
- Куда же он полетит в таком состоянии?
- Я не спрашивал. Хочешь полететь вслед за ним?
- Может, это и было бы лучше. Лучше, чем оставаться здесь, наедине с одной хитрющей, проклятущей ищейкой.
- Я не ищейка. Ты прекрасно знаешь, я-то я никогда ничего не вынюхивал. Она села на край постели, угрюмо глядя на меня.
- Вы-ню-хи-вал. Иначе бы я услышала твою машину. Я была настороже.
- У меня бензин кончился. В двух кварталах отсюда.
- Рассказывай сказки. Так и поверила.
- Спроси у Ирены. Я ее встретил, когда шел с канистрой бензина к машине, и даже подвез до автобуса. Она моргнула несколько раз.
- Правда?
- Да.
- Невезон, значит. Противное, подлое невезение, и ничего больше.
Теперь она выглядела ребенком, капризным и чувствующим за собой вину.
- Лоррейн?
- Да.
- Лоррейн, милая, ну как мы докатились до всего этого? Зачем ты пьешь так много, так бессмысленно? Зачем тебе это, сегодняшнее, с Винсом?
Она махнула рукой, жест был беспомощный и безнадежный.
- Зачем вообще делают это или то? Скажи, что тут такого? Кажется, "бурбон" склонял меня к резонерству.
- Это аморально, - сказал я.
- Неужели ты такой мещанин, золотце мое? - сказала она сухо.
- Почему ты пьешь?
- Потому. Почему ты отослал Ирену? Я есть хочу.
- Лоррейн, постараемся понять друг друга.
- Ну, валяй. Прочти мне мораль, ведь ты меня застукал. Начинай, что же ты? Мне стыдно, что я попалась, дала себя застукать. А ты можешь торжествовать. Отпускаешь ли ты мне грех прелюбодеяния? Может, ты мне молитву прочтешь, на манер нашей Ирены?
- Не ехидничай. Я стараюсь говорить с тобой спокойно.
- Ну да. Сказано же: будь спокоен и мудр.
- Мудрым я себя не считаю. Я ведь.., я тоже изменил тебе.
- А-а, наконец-то! Это с ней, с той скучнейшей Лиз Адаме? Я ведь чувствовала - а ты отпирался...
- Нет, не с Лиз Адаме. Это была твоя подруга Тинкер.
- Тинкер? - она вдруг захихикала. - Где это, вы? Когда?
- В воскресенье. Когда стемнело. У них дома. А я-то боялся, что она ударится в слезы! Ничего подобного. На нее напал безудержный смех.
- Нет, это же надо, Тинкер! Ну, братец, поздравляю! Боже мой, Тинкер!
- Заткнись! - не выдержал я. - Человек ты или нет? Она встала, покачиваясь и хихикая, и пошла в ванную. Я догнал ее и схватил за руку.
