На перрон пускают строго по билетам, за десять минут до отправления. Когда поезд прибывает, наблюдающие за порядком на перроне девушки дружно отгоняют пассажиров от края платформы. Мы еще надеемся занять сидячие места в общем вагоне: ехать до Сианя двое суток. Но поезд пришел уже до отказа набитый людьми. Общий вагон похож на нашу электричку, только потолок и спинки сидений повыше да под потолком вентиляторы (китайцы курят в любом транспорте, здесь это не запрещено). Хотя поезд едет несколько суток, сидячих мест хватает лишь на треть пассажиров… Выискивая место для рюкзака, я заглянул под лавку и обнаружил там людей. Под каждой лавкой лежало по два человека! Вот и не нужна верхняя полка. Китайское правительство учит свой народ экономно использовать пространство. Очень долго я стоял, присаживаясь, лишь когда какой-нибудь китаец выходил в туалет. Хотелось есть и спать. Пол под ногами был скользким от нечистот. На нем не только спали, на него китайцы приучали «делать свои дела» детей (иногда для этого прямо на ходу выставляли детей из окон на вытянутых руках). Недоеденное выбрасывается на пол. В туалете все разбито, поэтому весь он загажен и уйти оттуда не измазавшись невозможно.
В этом «свинарнике»[18] я стал искать хорошие стороны китайцев. По крайней мере, они стараются заботиться друг о друге, живут единым коллективом. Вечером, когда мои ноги уже невыносимо ныли, они предложили мне прикорнуть на каком-то тюке. Правда, каждые пять минут мне приходилось вскакивать, пропуская то тележку с продуктами, то уборщицу, то просто проходящих людей, но все-таки за ночь немного отдохнул.
Китаец, сидевший рядом со мной, сложил ладони и сказал: «Амита Фо». Я ответил буддийским приветствием. На этом, собственно, и закончилась продуктивная часть общения. Все остальное заключалось в моем «тимбудо» (не понимаю – кит.), его передразнивании моего «тимбудо» и вообще всего моего неуклюжего поведения. Но я почему-то не обижался на него. Когда не понимаешь языка, даже взрослые воспринимаются как дети.
В другом конце вагона, где пристроились на половинке места, через час сменяя друг друга, оба Славы (один из Киева, другой из Харькова) и мой земляк, московский Андрей, три милиционера, прямо во всей этой толчее, везли преступника в наручниках и кандалах. В каком-то городе он кого-то ограбил и убил, но они не боялись, что кто-то поможет ему бежать. Законопослушность китайцев поражает.
Поражает и невозмутимость стариков. Во всем этом хаосе и гвалте они сохраняют одно и то же, почти идиотическое выражение лица. Один, подобно мне, сидел в проходе на своей сумке. В отличие от меня он сидел там непрерывно в течение двух суток, каждые полторы минуты вставая, как автомат, и задвигая сумку, чтобы пропустить проходящих вдоль вагона, и снова выдвигая ее, чтобы сесть.
