Бог и Его образ. Очерк библейского богословия | страница 41



или же счастливого расцвета в Его руках – другой возможности нет; всякий идол, всякая подмена запрещены. И эта необходимость остаться, если не в свободе расцвета, то, по крайней мере, в той свободе одиночества и лишения, которая позволяет истинному Создателю человека сохранять над ним подлинную власть, – эта необходимость свободы была пережита Израилем как самое суровое требование Бога. Оно – основа десяти заповедей. И в самом деле, они, как и всякий закон, который служит комментарием к ним, преследуют лишь одну цель: предохранить Израиль от двойного рабства. Того двойного рабства, в которое цивилизации древности и нашего времени без конца впадали и впадают. С одной стороны – от внешнего рабства, порабощенности народа другим народом, которая подменяет абсолютную зависимость народа как такового от Всемогущего. С другой стороны – от внутреннего рабства в среде народа, то есть от всяких отношений хозяина и раба, которые могли бы привести к тому, что каждый индивидуум как таковой утратил бы непосредственную зависимость от Единого Всемогущего, если один из его братьев поставит преграду этой зависимости, присвоив себе незаконную власть.

I. НЕПОСРЕДСТВЕННАЯ ЗАВИСИМОСТЬ НАРОДА ОТ БОГА

 Мы различаем три ситуации, ставящие различные проблемы: 1) когда народ живет в мире и процветании; 2) когда приходят скорбные дни; 3) в ходе повседневной жизни. Посмотрим, как в каждом из этих случаев можно сохранять господство Всемогущего Владыки.

Когда все идет хорошо

 Когда урожай растет из земли как бы сам собой, а дожди льют вовремя, когда нет врагов, совершающих набеги, – в такие периоды Израиль привыкает смотреть на природу, как на надежную кормилицу. Тогда он начинает думать, что все, чем он владеет, он добыл собственными силами и ухищрениями [78] . Вот почему существует опасность забвения во времена мира и процветания [79] . В такие периоды, когда Спасителю нет нужды являть Себя, чтобы вырвать из пропасти Свой народ, последний может забыть, что в действительности каждый день есть день спасения, дар, получаемый заново [80] . Он может Счесть нормальным, что колос выходит из зерна, что младенец выходит из чрева матери, что из младенца выходит взрослый, счесть, что все это обычная жизнь: человек становится близоруким. В так называемой нормальной обстановке достаточно небольших ухищрений и кое-каких приемов, чтобы завтрашний день был не хуже сегодняшнего. Пока эти приемы и ухищрения работают, близорукий человек продолжает передвигать рычаги, которые у него перед глазами, и привыкает думать, что благодаря создаваемым им условиям он обеспечивает благосостояние, дает продолжение тому миру, в котором пребывает, тогда как на самом деле он лишь организует условия, отнюдь не являющиеся причинами в собственном смысле слова. В этом ослеплении благополучной жизнью человек уже не обращает взор к истинному Создателю. Это неизбежно: забвение делает свое дело. Если человеку удается, хлопоча на пространстве в несколько метров возле собственного носа, удовлетворить большую часть своих потребностей, зачем ему хлопотать где-то подальше? Таким образом, можно сказать, что состояние мира и благополучия само собой порождает некий материализм (и это относится не только к нашему времени), некую близорукость, из-за чего человек живет между тварей, между тварных перегородок, которые в конце концов становятся непроницаемыми для наших глаз.