Ничего не произошло, налета не было. Я запутался в ремешках противогаза, и наш старшина, крепыш Бладворт, любезно меня спас. Мы вернулись в казарму — готовиться к настоящим битвам.
Хлынул поток техники и снаряжения. У нас уже был «радиокомплекс № 3», внушительная и довольно мощная рация, с органами управления на высокой передней панели. На ее корпусе из серой штампованной стали не было и намека на красивенькие финтифлюшки гражданских моделей. Этой машине полагалось держать открытым канал прямой связи Лондон — Эдинбург в случае обрыва телефонных линий, и она не делала секрета из своей суровой сути. От нее так и несло войной и чрезвычайными обстоятельствами. Очень шумная была рация, быстро и сильно нагревалась, а мне еще приходилось с ней спать чуть ли не в обнимку, пока наконец не удалось выбить койку в Вестэндском крыле казармы. Пристанище аскета, но здесь хотя бы уснуть было можно. До меня начинало доходить, что выживать приходится не только перед лицом врага, но и в собственном тылу.
Имея это в виду, я подал рапорт о переводе из резерва в действующую армию и предстал перед отборочной комиссией, которая заседала в здании газеты «Шотландец» на улице Норт-бридж. Отмытый, надраенный до блеска и жаждущий понравиться, я узнал от майора, который со мной беседовал, что на фронтах Первой мировой средняя продолжительность жизни второго лейтенанта не превышала двух недель. Я ответил, что буду настаивать на своем.
* * *
Поджидая, пока прокрутится бумажная машина, я вызвался поработать на Оркнейских островах, где только что, прямо на акватории родной базы, был потоплен наш линкор «Ройялоук» — «Королевский дуб», — унесший жизни чуть ли не тысячи моряков. Это было первое настоящее потрясение с начала войны, и жаль, что мы извлекли не все уроки на тему уязвимости гигантских орудийных платформ. Люди не могли поверить, что в ходе боевой операции враг действительно потопил такой броненосец. «Может, саботаж? Может, где-то что-то недосмотрели сами?» Но конечно же, это была немецкая подлодка. В общем, в местном хозяйстве связистов явно требовалось навести порядок.
Мы вышли из Скрабстерской гавани, что под Терсо, на Северном побережье Шотландии. После самого отвратительного морского перехода на моей памяти (целые сутки ледяного ветра и штормовой качки на борту пятидесятилетнего пароходика, где нечем было даже укрыться, и это в Северном-то море поздней осенью), мы — сержант Фергюсон со своим взводом из двадцати человек, включая меня, — высадились в Стромнессе. Расквартировались и стали помогать с реорганизацией местной системы связи, что эксплуатировала как радио, так и телефон с телеграфом. Сейчас мы были частью Северного полудивизиона связи, одного из наиболее отдаленных гарнизонов Его Величества.
