Момент намыливания волос оказался отличной передышкой перед очередным залпом ледяного душа. Вода стекала очень грязная, но с каждым разом становилась прозрачнее, и вот когда волосы заскрипели чистотой, я завязала их в узел, что бы они держались на макушке. Теперь предстояло полное погружение. Я пустила ногу на поверхность холодной ванны и почувствовала, как ледяные ручейки текут меж пальцев, заставляя меня взвыть от нестерпимого холода.
— Ты ничего не чувствуешь, — начала я себя уговаривать дрожащим голосом. — Совсем ничего… Тебе тепло!
То ли самовнушение подействовало, то ли тело потеряло чувствительность, но мне удалось полить из душевой лейки все тело и не замерзнуть. Я поторопилась помыться, ведь неизвестно насколько еще меня хватит. Пальцы еле шевелились и постоянно роняли мыло, которое с громким гулом падало, наполняя ванну резким шумом. От меня исходил пар, словно я была маленьким угольком в зимней стуже, который пытается согреться с помощью своего внутреннего огня. Кожа оказалась на удивление гладкой и без единого волоска, как в раннем детстве. Жаль, в смертном мире придется вновь столкнуться с таким предметом личной гигиены как бритва. Мне начинало нравиться больше быть мертвой, чем живой.
В последний раз ополоснувшись, я выскочила из ванны и обхватила себя руками. Полотенца нигде не было, пришлось обсыхать как есть, пританцовывая на холодном кафельном полу. Условия в этой квартире самые жестокие какие только могут быть. Может Роза таким образом зло пошутила надо мной? Эта женщина способна на многое, не удивлюсь, если она заранее все спланировала.
Эффект от самовнушения прошел. Не в силах более терпеть холода, я схватила свою одежду и в чем мать родила побежала в одну из комнат. Сдернув с кровати одеяло, укуталась в него и поджала под себя ноги, желая поскорее согреться. Хорошо, что Айрос ушел по своим делам, и у меня есть возможность так бесстыдно разгуливать нагишом.
Я громко чихнула и потерла ладонью нос. На пальце блеснуло белое кольцо, которое за прошедшее время будто приросло и не ощущалось совсем. Подвинув ближе свечу на полке, я осторожно сняла его, ожидая неприятных ощущений, как это было в поле, но ничего страшного не произошло… Я поднесла его ближе к глазам и начала изучать. Оно было сделано из какого-то белого металла, не серебряного или серебристого, именно белого. Материал чем-то похож на мрамор, но точно им не являлся, он был слишком прочным и имел отблеск характерный для таких металлов как алюминий или железо. По всему его кругу вырезан витиеватый узор — множество завитков, сплетенных между собой и заворачивающихся в небольшие кружочки, в которых написаны мелкие символы, похожие на письмена Сииля, но эти были более грубые с угловатыми краями. Я попыталась разглядеть в них хоть что-то знакомое, но так и не нашла никакого сходства с тем, что мне было известно.
