- Черт возьми! - Боль разразилась по моей руке, и я отдернул ее к груди. И словно почувствовав мою слабость, другая тень бросилась вперед, оборачиваясь вокруг другого предплечья, и аналогичная боль вспыхнула по моей коже. Ожог был настолько непривычный, пронзающий холодом, что я вскочил на ноги.
Два длинных красных ожога изуродовали обе мои руки, кожа покрылась волдырями и горела от боли. Твою мать! Мой взгляд переместился на лужу извивающейся тьмы подо мной, и я издал прерывистый вздох.
Аная сказала, они не могли мне навредить. Она солгала мне. Какого черта она бы мне соврала на счет этого?
- Да кончай ты уже с этим! - прогремел голос по ванной комнате. Тени рассыпались и ускользнули через треснувшее окно. Они скользили и ползли по кремового цвета плитке, пока не нашли лазейку в темном водостоке ванны. Ной схватил одну за шиворот, когда она в ярости попыталась укусить его за горло.
Его глаза были стеклянными и холодными, когда он сжимал ее до тех пор, пока она не заерзала и не завопила, не стала вырываться и извиваться под его пальцами. Черная, блестящая, липкая грязь растаяла на его запястье, и он ругнулся, прежде чем бросить ее на плитку, позволяя ей унестись прочь.
Ной проследил за тем, как она спиралью спустилась вниз по водосточной трубе, и потер запястье.
- Ну что ж... это было весело.
- Ты вернулся, - невыразительно сказал я, без особого интереса. Не имело значения, вернулся он или нет. Со мной здесь все было кончено. Все. Я оттолкнулся от пола ванной комнаты, и Ной сделал несколько шагов назад, чтобы предоставить мне свободное пространство, пока я внимательно изучал аптечку.
- Я человек слова, - сказал он, его голос стих, когда я раскрыл несколько флаконов с таблетками.
Выбор был не так уж велик, в основном здесь были лишь остатки антидепрессантов и болеутоляющих Эммы, но этого должно хватить. Я лишь надеялся, что Аная была готова, потому что пришло время покончить с этой темной дырой существования, в которую превратилась моя жизнь, вне зависимости от того, была она готова или нет. Если ее окончание было единственным выходом, то пусть так и будет. Что угодно должно быть лучше этого. Кто знает, может быть, я снова увижу папу. Возможно, мне выпадет шанс наладить с ним отношения.
Ной сделал шаг позади меня и осмотрел один из флаконов.
- Не возражаешь, если я спрошу, что ты делаешь?
Я сбросил пиджак и закатал рукава моей белой рубашки по локоть. Оперся ладонями о тумбу и уставился на свое жалкое отражение в зеркале. Черные волосы, которые обычно беспорядочными шипами торчали кверху, взмокли и прилипли ко лбу. Моя кожа казалась пепельной, по сравнению с белой рубашкой и красным галстуком. Папиным красным галстуком. У меня не было ни одного, поэтому пришлось порыться в его шкафу. Даже теперь, часами позже я видел, как они погружали его под землю, тяжелое и несправедливое чувство сдавило мое горло. И те глаза, темные и удрученные, полные боли, чьи, черт возьми, они были такими? Я не знал, кто был тот малый, который уставился на меня в ответ. Я лишь знал то, что не хотел им быть. Больше нет.
