Два упрямца — стар и млад —
на отшибе жить хотят!
Колесо скрипит тележки,
вол-кузнечик чуть плетётся,
А в коммуну — лучше раньше —
всё равно вступить придётся!
Меня охватывал страх, а ещё больше — возбуждение. Казалось, разыгрывается некий спектакль, в котором мне отведена второстепенная роль отрицательного героя. Персонаж хоть и отрицательный, но поважнее, чем все эти положительные. Я чувствовал, что пора выйти на сцену. Выйти во имя личности отца, чтобы поддержать его авторитет и доказать, что я не трус. Ну и конечно, чтобы показать во всём блеске тебя, нашего вола. Я вывел тебя из-под навеса, полагая, что ты можешь сконфузиться, но ты не выказал страха. Вывел за тонкую верёвку, свободно болтавшуюся на шее. Упрись ты — мог бы вырваться, не пожелай следовать за мной — и я ничего не смог бы сделать. Но ты вышел даже с радостью. Все взоры обратились на нас, и я нарочно выпятил грудь и задрал нос, мол, вот какой я добрый молодец. Видеть себя со стороны я не мог, но по раздавшемуся смеху понял, что смотрюсь довольно потешно, этакий маленький клоун. Да и ты не к месту радостно мыкнул, вяло и негромко, сразу видно — телёнок ещё. А потом вздумал рвануться прямо к деревенскому начальству, расположившемуся у входа в дом.
Кто там был? Хун Тайюэ, Хуан Тун, Ян Седьмой. А ещё жёнушка Хуан Туна У Цюсян, она уже сменила Ян Гуйсян на посту руководителя женсоюза. Я натянул верёвку, чтобы не пустить тебя. Всего-то и хотелось устроить тебе выход, чтобы посмотрели, какой у единоличника видный и красивый телёнок: пройдёт немного времени, и он может вырасти в самого славного вола во всей деревне. Но в тебе вдруг взыграла нечистая сила: дёрнул три раза — и потащил меня, как вертлявую макаку. Потянул посильнее — верёвка и оборвалась. С обрывком в руках я хлопал глазами, глядя, как ты мчишься прямо на начальство. Думал, ты на Хун Тайюэ или Хуан Туна нацелился, но ты — надо же — устремился прямо к У Цюсян. Тогда мне в голову не приходило, почему; теперь я, конечно, всё понимаю. На ней была красноватая кофта и тёмно-синие штаны, блестящие от масла волосы кокетливо прихвачены пластмассовым зажимом в форме бабочки. Всё произошло внезапно, народ смотрел на происходящее, раскрыв рот и выпучив глаза, и прежде, чем кто-то смог отреагировать, ты уже боднул Цюсян так, что она повалилась. Но ты на этом не успокоился, продолжал бодать её, а она с воплями каталась по земле. Потом поднялась на ноги и хотела было задать стрекача, но пока неуклюже переваливалась, как утка, своей толстой задницей, ты поддал ей ниже поясницы, и она, квакнув, как жаба, распласталась перед носом у Хуан Туна. Тот повернулся — и наутёк, ты за ним. Тут вперёд выскочил мой брат Цзиньлун. Он запрыгнул тебе на спину — какие ноги длиннющие! — обхватил тебя за шею и плотно прижался к хребту, как чёрная пантера. Ты брыкался, скакал, вертел головой, но сбросить его так и не смог. Тогда ты стал носиться по двору, и народ с криками разбегался в разные стороны. Цзиньлун схватил тебя за уши, залез пальцами в ноздри и заставил подчиниться. Тут налетели остальные, завалили тебя на землю и заорали наперебой:
