Самойлов принялся медленно сползать на нижнюю ветку, рядом раздалось грустное 'мяу!' и кошка, нежно мурлыча, тыркнулась в руку.
- Сама слезешь!
- Мяу! - кошка с укором посмотрел на Константина, мол, я тебя грела всю ночь, а ты, гад, меня бросаешь.
- Навязалась же на мою голову, - он тяжело вздохнул, посадил Ягодку на плечо, та устроилась за место мехового воротника вокруг шеи.
Затем Самойлов честно попытался найти точку опоры для ног. Но кошачья шерсть и хвост без конца лезли в лицо. Нащупав опору, он спустился на следующую ветку.
Хрясть. Раздался треск. Вот так, ни с того, ни с чего.
Дико вереща, как Тарзан сорвавшийся с лианы, он рухнул вместе с кошкой вниз, ломая по пути ветки. Пушистый воротник вместо того чтобы оттолкнуться от своего насеста и приземлиться благополучно на лапы, как истинный член кошачьего семейства, только сильнее впился когтями в шею Константина, пытаясь перебраться на лицо, отчего Самойлов принялся верещать еще громче.
Земля Константина встретила молчаливо твердо, вышибая дух сразу и напрочь. Кошка пыхтела как паровоз и, распушившись как елка, нагло сидела на груди. Самойлов ругался на весь лес и на Ягодку. Затем сдавленно зарычал и предпринял попытку задушить черную бестию, которая расцарапала ему в полете до крови лицо и шею. Но та оказалась шустрее и сообразительнее, стремительно спрыгнула на землю и метнулась во все лопатки в лесную глушь. Несмотря на боль во всех частях тела, Самойлов помчался следом. Котяра удирала с завидной скоростью, изящно огибая возникающие на пути препятствия. Константин почти не отставал, дыша в затылок жертве. Ему в очередной раз не повезло, он споткнулся о толстый корень дерева и запахал носом, ругаясь, на чем свет стоит.
План смертоубийства кошки с треском провалился.
Самойлов остался посреди леса в гордом одиночестве. Он продолжал лежать, распластавшись, на земле, как шкура медведя перед камином загородного дома. В бок что-то больно упиралось. Осмотрев себя, Самойлов обнаружил флягу Жбанова с коньяком. День только занимался, и время для выпивки было неурочное, но Константин решил, что вполне заслуживает глоточек. Не сказать, чтобы ему очень хотелось, но с глоточком оно всегда приятнее. Он отстегнул с ремня фляжку и сделал несколько больших обжигающих глотков. На душе стало намного теплее. Самойлов перевалился на спину и принялся разглядывать верхушки деревьев, думая о вечном и о туалете. В животе громко заурчало, и Константин бросился в ближайшие кусты.
