Неприятно также, что народ спокойно выслушивает этот антинародный бред. Неприятно, но понятно: «хоть горшком назови, только в печь не ставь». Назови дураком, холуем, ворюгой, неумехой, пьяницей, да хоть овощем! Не заставляй только действовать, рисковать, отвечать за себя. А брань на вороту не виснет.
Отсюда понятно, почему новое закрепощение российского крестьянства в 1930-е годы прошло сравнительно легко для власти. Виктор Астафьев писал: если бы миллионы крестьян только плюнули в сторону Москвы, ее бы смыло вместе с Кремлем и горийской обезьяной. Однако не плюнули. Наоборот, помогали властям губить своих оборотистых и удачливых односельчан. Потому что свобода – это слишком страшно. А рабство – это душевный покой, гармония с миром.
Гарантированное крепкое рабство – вещь недешевая. Но народ был согласен платить.
Вот уже давно крепостного рабства в России нет. Полтораста лет назад – формально. Реально – лет 40. В Америке тоже примерно так же. Но следы остаются.
Вот, например. Почему такие разные страны, как Америка и Россия остаются чемпионами по количеству заключенных? Почему именно в этих двух странах так яростно сажают за решетку? Думаю, потому, что в Америке и в России отменили рабство позже, чем в остальных странах. Ведь раб – это как бы не человек. Сажая людей в тюрьму, тем более на страшно долгие сроки, общество символически обращает их в рабство. Выводит из числа людей и тем самым перестает о них думать.
Кстати, думать – это тоже бремя свободного человека.
1904 год. Мальчик в Одессе смотрит кукольный театр.
«Занавес, закручиваясь, поднялся, и я увидел Порт-Артур: его набережную, вдалеке желтые сопки с маленькими русскими батареями. Возле парапета набережной качались на волнах джонки с камышовыми парусами. А на рейде стоял громадный русский броненосец “Петропавловск”, грозно повернув в открытое море свои башенные орудия, а на мачте виднелось белое полотнище андреевского флага.
В моей душе шевельнулось горячее чувство восторга, хотя я еще тогда не знал, что это необъяснимое чувство называется патриотизмом.
Тем ужаснее было то, что произошло в следующий миг: раздался пиротехнический взрыв – бенгальская вспышка посередине “Петропавловска”. Длинный корпус броненосца раскололся пополам, нос и корма поднялись, и в таком виде корабль стал медленно опускаться в морскую пучину. Над гребнями искусственных волн осталась лишь одна мачта с андреевским флагом. Но вот исчез и андреевский флаг под звуки марша “Тоска по родине”, который беспрерывно исполняла балаганная шарманка…» (Валентин Катаев, «Разбитая жизнь, или Волшебный рог Оберона»).
