Отнимать и подглядывать | страница 50
То, чего не было, превращается сначала в псевдоисторический артефакт, а потом, глядишь, и в исторический факт.
Похоже получилось с Царицынским дворцом в Москве. Известно, что Екатерина Вторая забраковала проект, здание осталось недостроенным. Но московские власти подумали: как же так, в Питере куча царских дворцов XVIII века, а в Москве – ни одного? Историческую несправедливость надо исправлять. Поэтому дворец возвели (как бы ослушавшись приказа матушки-императрицы), а во дворце построили тронный зал Екатерины. Кто и когда сидел на этом троне? Да никто и никогда. Зато красиво. Пусть стоит.
Бунин в своих мемуарах рассказывал об Алексее Толстом – тот якобы скупал на рынке портреты вельмож XVIII века, развешивал их в комнате, а гостям говорил этак небрежно: «Не обращайте внимания на этот фамильный хлам». Не надо насмехаться и осуждать. Обычное дело – мы присваиваем, переделываем, изготавливаем историю для себя, по себе. Историю своей семьи, своей литературы, своей страны, наконец.
Так всегда было, и в больших государственно-исторических концепциях, и при составлении домашних библиотек и семейных альбомов. Надо только понимать, как это делается. И знать, что это делается буквально на наших глазах. Кадры из художественного фильма превращаются в кинохронику («Октябрь» Эйзенштейна). Постановочная документалистика формирует стиль власти («Триумф воли» Рифеншталь). Одно великое событие (Куликовская битва) вдруг перестает быть узловым пунктом национальной истории и заменяется другим (изгнание поляков из Кремля).
Замечательно красивые якобы старинные детские книги – они тоже правят историю. Тонко, незаметно и надежно. Даже не историю, а ее основу – самоё идею достоверности, реальности, фактичности.
И не надо удивляться, что потом придут умные знающие люди и объяснят, что Пушкин на самом деле поехал в Китай в январе 1831 года. Но это была секретная миссия, очень важная, отношения с Китаем всегда были приоритетом для России. Пушкин поехал, а в Питере остался его двойник. В иркутской тайге Пушкина-Амурского убил агент французской разведки. Вас интересует судьба его двойника, Пушкина-Петербургского? Продолжение следует.
Оно всегда следует. История не останавливается. Особенно в том, что касается прошлого.
Изобрази Россию мне!
Это Михайло Васильевич Ломоносов, «Разговор с Анакреоном» (1756). Вспомнилось в ходе разговора о демографии.