En el invierno, te doy calor,
En la primavera te allegro la vista,
En el verano, te refresco,
En el otono, te alimento,
¿Quién soy?
В общем, жить было можно. Жить можно везде, и Муравлеев так и сказал Ире, чтоб она не волновалась зря. Вон в окне старики с турникетом: сначала, за кадром, железо, скребущее об асфальт, затем в кадр вдвигается металлоконструкция, следом шаркающее пальто и, наконец, на расстоянии двух шагов, почтительно согнутый, вышколенный дворецкий. Темза, сэр… Дом что! Кишащий мышами, термитами, осами, прогнивший каждой своей половицей, со свистом тянущий воздух, дом на днях упадет, а традиции останутся…
– Мы приедем к тебе за грибами, – все-таки продолжала волноваться за него Ира.
Во все время дискуссии (что если здесь много южнее, это значит грибы собирать надо раньше? или позже? подобно тому, как два раза в год переводят часы, и все спорят, в нашу ли это пользу) Муравлеев прислушивался к ветру за стенкой. Беспокойный сосед, что он там делает? Собирает пустые бутылки в рюкзак? Рвет простыни на тряпки? Они прикатили вдвоем, без Ромы: «Ему теперь неинтересно с нами». Муравлеев порылся в носильных вещах и извлек великолепную познавательную раскраску о рыцарях, а Ира почему-то засмеялась: «Ну ладно, кому-нибудь отдам».
Войдя в лес, Муравлеев тут же узнал уходящую вдаль аллею. Только где это было? С ассенизаторами? В гостиничном баре? Ира с Фимой ушли вперед, а Муравлеев соображал: до боли знакомая местность, но чего-то все-таки не хватает. Вот тут левее под деревом должны быть иконки Microsoft Word, Excel, PowerPoint, Internet Explorer… И, прояснив, откуда он знает этот пейзаж, бросился догонять. Из тех грибов, что ему светят, бывает два, мухомор и поганка, но «поганок» оказалось столько, что Муравлеева взяла оторопь. И резные высокие пагоды, и гнилые избушки, и гладкие голыши, – сколько мира, не названного в голове! Не могут же все быть «поганки»! Порывшись в памяти, обнаружил гриб Карла-Иоганна, который любил Карл-Иоганн, мельтешила какая-то кантарель… Надо принять меры, пока не взяли за жопу в официальной фунговедческой обстановке. Или кто-нибудь скажет в теплой беседе:
– А вы собираете вешки?
И Муравлеев даст петуха. Или, в том же суде, где всегда инсценируют бородатые анекдоты: оттого померла, что грибков поела. А прокурор возьмет и спросит: каких?
Мимо прошел человек, вперившись под ноги с совершенно муравлеевским ужасом и вниманием.
– Это кто-то из наших! – шепнула Ира. – Другие здесь так не ходят.
