— Стойте!
Они плюхнулись на землю, как раз когда раздался залп. Пули полоснули по церковной ограде. Несколько милисиано подошли к беженцам.
— Кто вы такие?
— Я Франсиско, с улицы Реаль, — ответил крестьянин.
— А я уж думал, вы легионеры, — пояснил один из милисиано. — Потому вас и обстрелял.
— Не волнуйся, враги еще не вступили. Береги патроны: они тебе скоро понадобятся, — сказал другой.
Семья Франсиско поднялась с земли.
— Ступайте, ступайте, — разрешили им милисиано.
Крестьяне снова побежали в сторону оливковой рощи, а милисиано, прижимаясь к фасадам домов, углубились в селение.
— Давайте хоть немного передохнем, — предложила жена Франсиско. — Присядем, что ли. мне дышать нечем. Сейчас пойдем, Пако.
— Надо идти, отдохнем в роще. Здесь нельзя задерживаться.
— А до хутора дяди Хуана еще далеко? — спросила женщина. — Хороший он человек, дядя Хуан.
— Не очень далеко, да надо выходить на шоссе. С часок примерно будет.
— А может, тут пройдем?
— Нет, тут нельзя. По шоссе лучше, вдруг еще на грузовике подвезут.
В оливковой роще уже прятались соседи, друзья знакомые, повсюду слышались голоса. Группа милисиано разговаривала с крестьянами.
— У них пушки и пулеметы. Ничего не поделаешь. Я так стрелял, что у ружья чуть стволы не разорвало. Все руки пожег, — сказал крестьянин, сидевший под старым оливковым деревом и смазывавший охотничье ружье. — А вот это, — продолжал он, кивая на ружье, которое лежало у него на коленях, — принадлежало Игнасио, я взял его, когда у бедняги оторвало голову.
Рассветало, когда они достигли шоссе. Холмы на дальнем краю селения уже скинули покрывало ночи. Горы на горизонте постепенно меняли цвет. Розовая трепетная дымка ползла по небу, гася звезды. Тени медленно отступали, цепляясь за бугры и купы деревьев при дороге. Свет заливал поля, открывая взору пойменные луга у ручья. Над Толедскими горами всходило солнце.
В селении трещали винтовки, словно по окнам хлестал холодный зимний дождь.
Семья Франсиско, остановясь передохнуть на пригорке у шоссе, оглянулась и посмотрела назад. Вдали поблескивали винтовки милисиано; марокканская конница пыталась обойти с флангов защитников Республики.
Там осталось их селение. В глубине дороги четко выступали его руины.
Подул ветерок. Дым пепелищ потянулся к западу, причудливо извиваясь в воздухе.
— Горят хлеба за рекой, — сказал Франсиско, и голос его, суровый и мрачный, дрогнул.
Но ветер донес не только дым, но и дыхание лета. Запах кустов хара и хлебов, соснового бора и пение птиц.
