Должно быть, здесь-то я и найду Шерлока Холмса. Скрывается он там, удерживают его силой или же он просто ожидает моего прихода? Несомненно, лучше отправиться туда не мешкая. Иначе может быть слишком поздно. Через час я спустился на станцию метро, чтобы сесть в поезд, идущий от Бейкер-стрит до Ливерпуль-стрит. В подземке висел табачный дым и было так людно, что я не мог определить, следят ли за мной. Состав с грохотом покатился по глубокому тоннелю с облицованными камнем стенами. Над нами тянулись кварталы складских помещений и газовых заводов, чьи высокие трубы напоминали минареты. Огнедышащее горло открытой реторты алело, как жерло вулкана. Сити-роуд, застроенная грязными некрашеными зданиями, была наводнена громоздкими телегами. В захудалых устричных барах и маленьких пивнушках с немытыми окнами без штор царило утреннее оживление.
Я свернул на Денмарк-сквер. В высоких неухоженных домах, окружавших площадь, когда-то проживала вполне процветающая публика: адвокаты, биржевые маклеры, торговцы индийским каучуком и норвежским лесом. Теперь нарядные фасады заросли сажей, а в каждой комнате над мастерскими первых этажей ютилось по семейству. В центре площади было некое подобие газона с вытоптанной до земли травой. Над ним покачивались два голых каштана, которые, судя по всему, не собирались распускаться. Я сел на скамью, стоявшую посреди этого пропыленного пустыря. Слежки за собой я не замечал, однако это вовсе не значило, будто за мной не наблюдают.
Я достал газету и принялся читать. С Сити-роуд доносился несмолкающий шум повозок, кебов и двухпенсовых омнибусов. Из окон музыкальной лавки лились гаммы и арпеджио. Бо́льшую часть прибыли подобным заведениям приносит починка скрипок, и я не удивился, когда мастер стал настраивать струны, а потом заиграл, все громче и увереннее. Потеряв интерес к чтению, я подумал, как удивительно слышать столь благородные звуки в таком убогом месте. Но что это была за музыка? Безусловно, сочинение Баха. Мелодии вились и переплетались, образуя причудливую ткань величественного контрапункта. Я без труда узнал манеру игры и возблагодарил небо за то, что Шерлок Холмс никому, кроме меня, ни врагам, ни союзникам, не открывал своего музыкального таланта. Сейчас на Денмарк-сквер пела не его любимая скрипка, творение Страдивари, но я знал, что мой друг способен извлекать божественные звуки даже из самого дешевого инструмента. Как бы то ни было, концерт предназначался не для того, чтобы подбодрить и успокоить меня. Если Холмс вел расследование, то каждый его шаг, каждый его жест имел одну-единственную цель.
