Возможность выделиться подвернулась ему на Гидре Кордатус. Бронн помнил бешеную ярость той осады; помнил, как при каждом шаге вперед осыпалась рыхлая почва под ногами; помнил палящий солнечный свет, который заживо иссушал тела рабов и выбеливал кости до того, как трупы были захоронены в основании редутов. Но лучше всего он помнил толстый слой желтой скальной породы и как плохо она поддавалась киркам и лопатам.
Осадные фортификации были сооружены мастерски: каждая сапа проходила под идеально выбранным углом, каждая батарея возводилась с быстротой, которую оценили бы даже виртуозы — строители с погибшей Олимпии. Бронн сражался в рядах Великой роты Форрикса и до сих пор помнил, какую почувствовал боль, когда за мгновения до окончательной победы его командир погиб под огнем орудий имперской боевой машины. Стоя на развалинах поверженной крепости, Форрикс, казалось, вновь обрел давно утраченное воодушевление — и именно в этот миг его настигла смерть.
Когда битва закончилась, Хонсю был назначен преемником Кузнеца Войны. Он поставил воинов Форрикса и Кроагера перед жестоким выбором: признать его власть как нового Кузнеца Войны и остаться в живых или отказаться — и умереть. Выбирать тут было не из чего, а потому все воины преклонили колени и поклялись в верности новому командиру. После Гидры Кордатус они устроили взбучку шавкам Ван Дааля из Черного Легиона, а затем вернулись на Медренгард. Хонсю заявил права на древнюю крепость Халан — Гол, но жизнь во мрачном уединении темных башен оказалась не его уделом.
Халан — Гол привлек к себе завистливые взгляды других, и лорд Торамино объединил свою огромную армию со свирепым полчищем лорда Беросса, чтобы выкурить Хонсю из его горного логова.
Несмотря на боль, которая уже почти истощила немалые запасы его выносливости, Бронн криво улыбнулся, вспомнив, как этот безродный выскочка посрамил двух лордов Медренгарда. Черное солнце демонического мира стало свидетелем их позора, и под его немилосердными лучами их армии были разбиты и обратились в прах.
Но злые языки не замолкали: неправильно подчиняться воину без рода и племени, тому, кто не застал времена Великого предательства, кто не испытал на себе все унижения, которым Император подверг легион, и кто не заслужил право на горечь и ожесточение, сражаясь на выжженной поверхности Терры. Воины Хонсю теперь стали армией без собственной крепости — неприкаянные бродяги, почти что наемники, и ветераны, которые когда-то сражались рядом с божеством во плоти, с этим не могли смириться.
