Одна из певиц-кисэн в это время ковыряла ни в чем не повинные колени, сунув палец в дырку на джинсах, другая постоянно дергала пряди ниток, торчавшие из рваных джинсов. Казалось, что она собралась сделать из них колыхающийся кусок тряпки с распущенными прядями ниток.
— Вы знаете, почему пожилые люди не носят рваные джинсы? Вы считаете, потому что они равнодушны к моде? — спросила она их и сделала паузу, желая выслушать их ответы, но глядя на их растерянные лица, сказала: — Нет, они не надевают их, потому что не любят, чтобы сквозь щели рваных джинсов виднелась дрябло свисающая плоть. Мой жизненный опыт говорит мне, что с возрастом все больше появляется то, что хочется скрыть, не показывать. Для кисэн время подобно смерти. Вы знаете, что в песне «Чхончхунга», что означает «Песня о молодости», тоже говорится, что человек стареет быстро, словно порыв ветра, а время летит — и волосы становятся седыми. Когда подумаешь, кому можно рассказать об этой личной печали, вырывается тяжелый вздох. Это народная песня, хорошо показывающая душевное состояние кисэн. Так что и вы даже не думайте здесь долго оставаться, — сказала она удивленным девушкам, в глазах которых застыл немой вопрос.
— Надо выпить, хотя бы рюмочку, — устало сказала она после длинного монолога. — Когда душа летит вниз, словно ты вступил в яму, то нет лучшего лекарства, чем алкоголь.
«Ты можешь обмануть самого черта, но не меня, — каждый раз говорила Табакне, входя в ее комнату, сморщив свой приплюснутый маленький нос и принюхиваясь. — Я прекрасно знаю, как свои пять пальцев, где ты спрятала алкоголь». Но она зря ликовала, находя по бутылке водки в стенном шкафу или под одеялом, потому что то, что она находила, — было всего лишь наживкой. Настоящая бутылка с алкоголем была спрятана сзади двухэтажного деревянного шкафа с вырезанными цветами, который она получила от старого краснодеревщика за интимные услуги.
— Сегодня вечером ты не входи в комнату гостей, останься с мисс Мин, — с раздражением сказала Табакне. — Она немного не в себе.
Когда она ушла, мадам О, вытащив полупустую бутылку виски, стала пить прямо из горла. Виски, царапая, обжигая горло, быстро спустилось по пищеводу; плечи начали дрожать. Вскоре приятная теплая волна накрыла все тело. Выпив до конца виски, она легла на борё — традиционный корейский матрас. Из-за того, что она лежала на боку, съежившись, положив под голову деревянную подушку, на ханбоке полностью отпечаталось ее худое тело. Чуть погодя ее лицо начало ярко гореть красным цветом. Если схватить ее сморщенную, словно стиральная доска, шею, то она, наверное, уместится в кулаке. Сколько же разнообразных песен было вычерпано из этой длинной и тонкой шеи, сколько разных видов алкоголя прошло через это горло?
