В наши дни в бывшем «палаццо» Полякова на Большой Бронной, № 6, размещается одна из московских синагог (даже далекие от иудаистской религии люди надолго запомнили этот адрес после печального события, которое произошло в ее стенах в начале 2006 г. и широко обсуждалось в СМИ). К сожалению, изначальный облик особняка не сохранился — при реконструкции здание как бы «взяли в футляр» из новых стен.
На Большой и Малой Бронных улицах и в Козихинских переулках (тоже — Большом и Малом) снимали дешевые комнаты студенты университета, отчего в конце XIX в. район их обитания москвичи в шутку называли «Латинским кварталом» — по аналогии с парижским. Этот приют вольномыслия располагался прямо под боком у грозного Жандармского управления и зданием градоначальства, то есть управления московской полиции, как воробьиные гнезда возле логова совы. Градоначальство размещалось во владении № 22 — там, где теперь здание, которое москвичи в просторечии называют «новый МХАТ» и которое так метко охарактеризовал Пелевин в «Девятом сне Веры Павловны»: «…огромный уродливый театр… напоминал гранитный остров». У Акунина здание фигурирует как «дом обер-полицеймейстера на Тверском», который «считался одной из достопримечательностей Первопрестольной. Выходя фасадом на респектабельный бульвар, где в погожие дни прогуливалось лучшее московское общество, двухэтажный дом казенного желтого цвета словно оберегал и в некотором роде даже благословлял приличную публику на изящное и безмятежное времяпрепровождение. Гуляйте, мол, просвещенные дамы и господа, по узкому европейскому променаду, вдыхайте аромат лип, и пусть вас не тревожит сопение огромного полуазиатского города, населенного по преимуществу людьми непросвещенными и невоспитанными… («Смерть Ахиллеса»). И далее: «…имелась у Евгения Осиповича [обер-полицмейстера Караченцева] и собственная канцелярия, на Тверском бульваре, однако его превосходительство предпочитал кабинет на Малой Никитской — поближе к потайным пружинам государственной машины» (там же). Именно отсюда переодетый в извозчика Фандорин начинает преследование Пожарского, отправившегося на Николаевский вокзал, чтобы встретить свою сообщницу Жюли: «Минут через пять из двора обер-полицеймейстерского дома к подъезду подали крытый возок. Появился Пожарский с букетом чайных роз, нырнул в карету, и она тут же тронулась. Следом отъехали сани, в которых сидели двое господ — тех самых, Эрасту Петровичу уже знакомых.
