— И?..
— Поклонники остаются пленниками зла.
Валентине следовало бы отчитать Александра (сказать такое о борцах за новую жизнь!), но он только пересказывает легенду. И еще… можно ли за светлую идею бороться с помощью убийств и террора?
— И уже пленников не спасти?
— Все в руках самого человека. Пойдем, покажу тебе город, совсем другой Старый Оскол.
Надежда и ее спутники остановились перед руинами дома. Прошкин сказал:
— Власть специально их сохранила. Анти-памятник! Так, мол, будет с каждым! Вот до чего дошла ее ненависть к нам!
Надежда положила на руины цветы. Бледные, взволнованные Давид и Рустам застыли в скорбном молчании. Проходящие мимо люди глядели на них кто с подозрением, кто с недоумением, а молодежь — с любопытством и непониманием. Надежда с горечью произнесла:
— Как им забили головы! Хорошо сработала буржуазная пропаганда!
— Слава героям! — негромко произнес Кирилл Прошкин.
— Слава героям! — повторили одновременно Надежда, Давид и Рустам.
Мертвые развалины как будто… ожили, всем показалось, что серые тени встали над капищем красных идолов. Сначала они приняли это за мираж, однако тени направились к ним. Спохватились комсомольцы слишком поздно: тени прорвали оболочку плоти и оказались внутри каждого. Улица, город исчезли. И где они теперь?
…Кирилл увидел себя в маленькой избушке, из окна виднелись ели и сосны. Он в лесу, сидит за небольшим столом, напротив — рыжий, вихрастый паренек.
— Понял задание, Анисим? — строго спросил Прошкин.
— Так точно, товарищ комиссар. Нужно взорвать поезд Курск — Старый Оскол. Только вот закавыка…
— Что такое?!
— Поезд не военный, а гражданский.
— И?..
— Бабы, ребятишки. Да и мужиков жалко. Русские, чай!
— Запомни, у нас больше нет русских. И других наций тоже. Есть мы, пролетарии-коммунисты, а остальные — классовые враги. Так вот: в том поезде — классовые враги.
— Да-а-а? — изумленно протянул Анисим. — Там много нашенских, с завода…
— Они больше не нашенские, поскольку поддержали белых.
— Так… никто никого не поддерживал.
— Все равно враги! Должны были поддержать красных, служить делу мировой революции. Там, Анисим, колеблющиеся. Именно колеблющиеся и безразличные всадили нам нож в спину.
— В поезде моя бывшая теща. Случайно узнал.
— Бывшая, Анисим, бывшая.
— Она тетка что надо. Революции сочувствовала.
— Ты вот что… — после некоторого раздумья произнес комиссар, — ступай пока. А мы покумекаем. Может, ты и прав.
Едва Анисим вышел, как комиссар кликнул еще двоих. Один крупный кавказец с огненным взором выкатывающихся из орбит глазами и орлиным профилем, другой — невысокий, лопоухий, с явными признаками вечного насморка.
