— У нас есть модный писатель Огюст Апельсинов. Он переделает Островского за два дня. И еще, конец все-таки должен быть веселым, как в бродвейском мюзикле. Тогда и зритель будет, и сборы!
— Но так можно перепортачить всех классиков, — возмутилась Прохоренко.
— Ах, эти противные классики, — повел плечами Лапин.
— Перепишем, переделаем всех и очень скоро! Осовременим, освежим, придадим новый вид.
В это время Никита Никодимович повернул голову назад и увидел Александра. Даже издали было заметно, как лицо режиссера перекосилось гримасой страха. Но он быстро взял себя в руки, поднялся, напомнил выступающим, что здесь не творческая дискуссия, а панихида по убитой. Прозвучало несколько коротких выступлений, и Степанов заявил об окончании «траурного собрания».
Затем с некоторой долей обреченности ждал, когда Горчаков подойдет поздороваться. Сухо представил его труппе:
— Представитель прессы. Простите, запамятовал ваше имя-отчество?
— Горчаков Александр Николаевич.
— Да, да! Он из «Оскольских вестей». Как я понял, расследует убийство нашей коллеги.
— Так точно!
— Спрашивайте! — взревел Содомский. — Я расскажу о нашей королеве, примадонне, богине! Расскажу так, что заплачут стены!
Более всего Александру хотелось поговорить со Степановым, разузнать потом, как тот отнесся к смерти своего приятеля Либера. Однако Никита Никодимович воспользовался тем, что актеры окружили журналиста, умело ретировался и… был таков. «Жаль, — подумал Горчаков, — однако я его все равно найду!»
— Господа! — обратился ко всем Александр, — у меня задание от редакции: взять интервью у госпожи Прохоренко и господина Лапина.
— Мой милый мальчик, — елейно пропел Илья Сидорович.
Зато Ксения, похоже, не слишком обрадовалась, нахмурилась, отвернулась. Ничего, главное ее разговорить.
И тут раздалось сердитое сопение Содомского:
— А как же я? Со мной не желаете побеседовать?
— Обязательно напишу то, что услышал от вас. Добавить ничего не желаете?
— Только одно: убили Ермолову!
Горчаков удивился такой непоследовательности рассуждений (только что Содомский во всеуслышание заявлял обратное), но развивать эту тему сейчас не хотелось: ожидали дела поважней.
Не попавшие под интерес прессы актеры начали расходиться; с Александром остались только Прохоренко и Лапин. Если Ксения даже не глядела в сторону журналиста, то Илья Сидорович, наоборот, улыбался, строил глазки. Он же предложил:
— Пойдемте в буфет. Там спокойно и поговорим. Горчакову предложение Лапина понравилось. И он вопросительно посмотрел на Прохоренко.
