Я с восхищением и недоумением от недоступности высот вспоминаю концертмейстера еще из своих институтских времен, который очень плохо видел и, практически упираясь в страницы своими подслеповатыми глазами, с разбегу играл любой нотный текст, независимо от его осмысленности, количества нот и степени их логической упорядоченности. Это какая-то совершенная противоположность тому, что мне однажды рассказывал тубист: «Идем, играем жмура на кладбище. Ну мне и объяснили: „До третьего столба играешь си-бемоль, потом фа“».
Они мыслят многоголосными, полифоническими категориями, и это, конечно, накладывает отпечаток и на мыслительные возможности. Это тихие энциклопедисты, которые охватывают окружающую их музыкальную фактуру с большим запасом. Превышающим масштабы практической профессиональной необходимости. А поскольку (в случае с театральными пианистами) музыкальный материал они знают прекрасно — все это выучивалось с певцами, то при необходимости могут встать за дирижерский пульт. Что неоднократно и убедительно было продемонстрировано в самых разных местах.
В оркестровых пианистах очень причудливо и органично сочетаются типажные проявления музыкального интеллектуала и лабуха, дирижера и исполнителя, оркестрового маргинала и личностного центра притяжения.
Монолог пианистки. Фрагменты
Рояль, как жизнь, — то черное, то белое, а сверху крышка.
…Рояль в оркестре — это практически всегда дублирование литавр и контрабасов. У Шостаковича, Прокофьева, Сен-Санса… Правая рука — это флейта-пикколо или флейта. Это даже не краска — атака звука. И если флейта или флейта-пикколо не играет с тобой стройно, то сразу: «Рояль на сколько настроен — 440 или 442?!» И в записи всегда слышны проблемы строя… Конечно, инструмент настраивают. А потом фонограмму отправляют куда-нибудь во Францию или в Америку для монтажа, и вдруг выясняется…
Рояль в оркестре всегда или очень часто — ударный инструмент. Он не будет петь, как у Шопена или Рахманинова.
После концерта мне часто говорят: «Рояля мы не слышали». Я это воспринимаю как комплимент композиторам. Они так рояль в оркестр встраивают, что не слышишь тембра, хотя рояль по тембру — инструмент очень богатый. Это дополнительный обертон. Те композиторы, которые и сами были пианистами, прекрасно знали рояль и чувствовали его. Они вписывали его в симфоническую партитуру и воспринимали не как концертный инструмент, а как оркестровый тембр.
…У рояля колоссальные возможности, по-настоящему королевские. Этот огромный потенциал композитор должен сжать, чтобы попасть в тембр пикколо или трубы.
