Следовало поговорить с Танелом.
Вечером Кади казалось, что вместе с чаем и хлебом Саале глотает грусть. Кади поняла, что между молодыми людьми произошло бурное объяснение, но не сочла уместным давать непрошеные советы. А Саале казалось, что с сегодняшнего дня у нее опять начинается жизнь без завтра.
Когда пришел Танел, она спросила прямо, без всякого вступления:
— Ты не хочешь, чтобы я верила в бога? — Саале была слишком гордой и оскорбленной, чтобы сказать Танелу о Пауле.
Танел перестал свистеть.
— Нет, — признался он и внимательно посмотрел на Саале. Он догадался, куда она клонит.
— И ты надеешься, что я откажусь от веры? — спросила девушка.
— Тебя научили верить, Саале, — сказал Танел. — Будем откровенны.
Саале спрятала лицо в ладонях.
— Я люблю тебя, — сказал Танел.
Саале убрала руки от лица. У нее были невероятно злые глаза.
— Я люблю только бога, — сказала она гордо.
— Врешь! — воскликнул Танел.
— Нет.
Танел тряс ее, словно хотел вытрясти совсем другой ответ или привести Саале в чувство.
— Ты сама себе врешь! — кричал Танел. — Ты трусиха, Саале. Ты не осмеливаешься радоваться, любить, жить по-человечески. Ты не веришь людям, не веришь в добро. Ты боишься только своего злого, ревнивого бога!
— Отпусти! — прошептала Саале с болью и попятилась к своей каморке. — Ты хочешь, чтобы я выбрала между тобой и богом? Неужели ты действительно надеялся на это? — спросила она. — Уходи. И никогда больше не приходи. Мне не нужна твоя доброта.
— Саале, я люблю тебя, — сказал Танел в отчаянии.
— Уходи. Сатана говорит твоими устами.
Это было уже слишком.
Танел ушел, хлопнув дверью.
Кади была уверена, что бог Саале не в состоянии разлучить ее с Танелом, и еще, что поучения и вмешательство людей действуют отрицательно.
О делах сердечных нельзя ведь говорить так легко и с кондачка. Сначала ей требовалось обдумать, что и как следует сказать.
Однажды вечером, когда Саале мрачная и измученная, с черной шалью на плечах качалась в кресле, Кади, входя со двора, сказала в шутку:
— Ты своим хмурым видом еще накличешь плохую погоду.
Она принесла в комнату полевой цветок, посредине которого сияла капля росы, чтобы Саале полюбовалась, но девушка отвернула голову. Она с враждой думала о Кади, непонимающей ее отчаяния и желающей, чтобы Саале ощутила радость от какой-то ерундовой капли росы.
Сумерки сгущались.
Саале признавалась себе, что грех сделал черствым ее сердце. Тот, кто любит мир, тот, кто мил людям, — тот против бога. И она, Саале, тоже пошла против бога. Она забыла слова матери, что надо держаться за веру, как ракушка за скалу, ибо иначе морская волна оторвет ее от скалы.
