От похвалы Саале бросило в жар: лучше, если бы ей ничего не сказали. Но дома она не могла не сообщить Кади о словах бригадира. Для Саале эта несложная и однообразная работа значила больше, чем просто нанизывание рыбы на прутья. Ей хорошо было за столом, напротив спокойных и помалкивающих женщин. Но стоило ее товаркам по работе заговорить, приходилось держаться за живот от смеха. На побережье считали, что на башке, которая не понимает шуток, можно только колоть дрова…
Бабы здесь за словом в карман не лезли и смеялись так, будто никогда не испытали горя, а ведь среди них были и вдовы, как Кади.
Уже много вечеров Кади беспокоилась из-за ежа, который больше не появлялся, и обсуждала все возможности, чтобы это такое могло с ним случиться. Она привычно продолжала ставить для Мику блюдце с молоком, садилась в качалку, брала в руки спицы и время от времени поглядывала за порог. Но Саале казалось, будто мысли Кади витают совсем в другом времени и среди других событий.
А Саале ждала ежевечернего стука в окно.
— Ты вздыхаешь так, что стены могут треснуть, — заметила Кади.
Если Танел надолго задерживался или совсем не приходил, Саале хватала глиняную птичку, подносила ко рту, но все же ставила ее на прежнее место, не свистнув.
Иногда днем появлялся Танел, подходил к дверям коптильни и вызывал Саале. Девушка прерывала работу и шла, не поднимая глаз.
— Чего ты хочешь?
— На тебя поглядеть, — говорил Танел.
Он крепко брал Саале за руку, но она вырывала ее. Однажды Танел пальцем погладил ее губы.
— Другие видят.
— Пусть видят, — сказал Танел. — Ну, иди теперь.
И, возвращаясь на свое рабочее место, Саале с трудом сохраняла деловитое выражение.
В начале лета Танел устроил так, что его послали с бухгалтером в город за сетями. Танел захотел поехать, конечно, вместе с Саале. Дорога быстро бежала под колесами машины.
Вначале были пустые поля и густая пыль, потом пошли каменистые поляны, но чем дальше от моря, тем лучше выглядела земля. И среди этого домашнего, спокойного пейзажа на краю капустного поля, беспомощно скучая, стояла посеребренная скульптура оленя.
Чем дальше, тем становилось зеленее. Земля была красива молодняком, возделанными полями, хорошими дорогами и прямо-таки немецкой аккуратностью. В чистую зелень лесов и полей вторгались белые коровники с красными крышами, придорожные магазины, и кафе с огромными окнами — стенами из цельного стекла, и бидоны с молоком, ждущие на перепутьях, пока их заберут на сепаратор. Вся эта картина хорошо упорядоченной жизни была похожа на красочный рекламный плакат. Маленькие городки с вечно перекопанными улицами и томящимися по краске деревянными домиками не могли соперничать с красивой и благоустроенной деревней.
