Теперь уже ни Кади, ни Саале не были больше спокойны.
— Не говори так. Ты можешь прогневить бога, — просила Саале.
— Страшнее того, что случилось, не может быть.
На лице Саале появились красные пятна; собираясь ответить, она открыла рот, но ничего не сказала и скрылась в своей каморке. Кади вынесла в сад на шест сушиться корзинку из-под рыбы, потом сама подошла к девушке, села рядом с ней на кровать и спросила:
— Ты давеча хотела еще что-то сказать?
— Ничего. Только то, что, попав в пустыню, народ иудейский роптал на свою судьбу. И бог, который до этого кормил их манной небесной и поил ключевой водой, разгневался и наслал на них огненных змей, и они перекусали весь народ. Вся пустыня огласилась стоном и воплями, и только тогда, когда люди в молитве обратились к богу, всевышний сжалился и простил их.
Кади успокаивающе положила руку Саале на плечи.
— Бедные, несчастные, — произнесла она в ответ на слова девушки. — Я-то даже мухи не обижу. Но когда насылают на людей огненных змей…
Дальше Саале почувствовала толчок локтем и в недоумении поглядела на Кади. Та кивнула в сторону большой комнаты.
Девушка увидела, как там через порог перебрался ежик и сунул нос в блюдце с молоком.
Ми́ку, шельмец, был таким точным, что появился минута в минуту. Если иногда ежик не обнаруживал в обычное время молока, он сердился и фыркал.
Колючий клубочек ел с величайшим удовольствием, и на лице Саали появилось выражение детской радости. Сначала оно было только в ее глазах, но потом что-то затрепетало и в уголках рта, растянувшихся в улыбку.
Целыми днями чайки неподвижно сидели на гребне крыши дома Кади. Сама Кади была очень оживленной и взметывалась, словно весенняя рыба. Такого большого улова, как нынче, тут еще никогда не бывало. Кади считала, что, если верить приметам, этот последний шторм должен дать еще рыбы.
Но возбуждение Кади оставляло Саале совершенно безразличной. И радости Кади от того, что на ее яблонях уже набухли почки, Саале тоже не разделяла. Саале не умела наблюдать природу, как Кади. Весна всегда означала для Саале прежде всего то, что они с мамой должны мыть многочисленные большие окна молитвенного дома. Летом было хорошо, можно ходить налегке, в платье. Осень приносила заботы о дровах и картошке, начинались занятия в школе. А зимой в холода было трудно сгребать снег.
Когда, после смерти матери, Саале недолгое время работала в детском саду, ее удивляло, что осенние кленовые листья доставляли так много радости малышам. Саале, когда она училась в младших классах, тоже приходилось собирать осенние листья, но только потому, что учительница велела рисовать их или засушивать.
