– Он не пригодится, – покачал головой Шухарт. – Это «танковое поле». Здесь не воюют. Здесь умирают. Или остаются жить – правда, я таких не знаю никого, кроме Полковника.
– Прецедент был, значит, хоронить себя рано, – бросил Снайпер, обеспокоенно глядя на счетчик аномальной защиты. – Значит, еще повоюем. С Зоной. Пока мы здесь, всегда есть с кем воевать. С ней.
А беспокоиться было о чем. Еще ничего не произошло, а защитное поле вокруг танка искрило во всю. И чем сильнее разгонялся Полковник, мастерски лавируя меж ржавыми остовами боевых машин, тем быстрее мелькали цифры на счетчике: «54… 53… 52…»
– За четыре секунды сгорела половина оставшегося ресурса, – спокойно констатировал Шухарт.
– Вижу! – рявкнул динамик. – Заткнись, парень, редьку тебе в глаз! Иначе, клянусь всеми святыми, я снова отправлю тебя в тюрьму!
– За что? – удивился Рэд.
– Естественно, мать твою, за проникновение в Зону без спецпропуска!
Все невольно усмехнулись.
Иногда нужно это, в самый тяжелый момент разрядить обстановку грубой солдатской шуткой. Потому что тяжело это – слышать, как стонет защитное поле, принимая на себя колоссальную нагрузку, смотреть на счетчик, бешено мотающий назад бесстрастные цифры, и осознавать, что ни хрена не хватит этой самой аномальной защиты до конца танкового поля, как бы не гнал свою машину вперед лихой Полковник.
– Ну, что ж, готовимся к веселью, – произнес Снайпер, наблюдая, как мелькают перед глазами безжалостные цифры «9… 8… 7…».
На мониторах было отчетливо видно, как защитное поле стремительно теряет насыщенность, становится все более прозрачным… И как его спереди и с боков сдавливает какая-то невидимая сила.
«0» – выдал счетчик. И цифра, означающая отсутствие чего-либо, начала медленно гаснуть.
И тут же все почувствовали, как через танковую броню, словно сквозь марлю, просочилось что-то. Невидимое, но явно материальное. Проникло, и сразу начало давить на затылок, на глаза, так, что захотелось зажмуриться и, закрыв лицо руками, забиться в ближайший угол. И скулить, словно побитый щенок, от жалости к себе, лишенному сил, воли, рассудка…
– Хррррен тебе! – прорычал Эдвард, сжимая побелевшими пальцами виски. Снайперу было проще – когда под руками автомат, можно впиться в него и попытаться сломать, ощущая, как ноют мускулы, словно канаты при шторме, и как больно впивается в ладони твердая сталь. Боль – она от всего отвлекает. От горя, от радости, и от невидимой напасти, внезапно с азартом разыгравшегося ребенка решившей тебя сломать, словно ненужную игрушку.
