— Эй! — гаркнул на них мастер Францль, — Чёрт вас дери, что там с извёсткой? Что мне её, самому нарожать?
— Немного терпения, — любезно сказал Покорный, — мы специально ради вас задвинем всех остальных мастеров и обслужим вас вне очереди!
— Вне очереди, вне очереди, — забурчал мастер, — Я её уже четыре с половиной часа жду! Вы вообще имеете отношение к работе?
— Вы сомневаетесь в нашем отношении к работе? — с негодованием воскликнул Кефалин, — Мы решительно не заслуживаем такого обращения! Доказательством является перевыполнение нами установленных норм.
Мастер раздражённо махнул рукой, пробубнил что‑то о мошенниках, и бросился к группе солдат, которые в это время прыгали через костёр. Он устроили возле траншеи средней величины пожар, и бывший предводитель скаутов Тонар показывал остальным, как в «Юнаке»[18] проводилось соревнование за орлиное перо. Это чрезвычайно увлекло цыгана Котлара, и по окончании инструктажа он проскакивал сквозь огонь так блистательно, что наверняка заслужил бы высшую скаутскую награду. Однако мастер Францль подобную деятельность не признавал, и с пеной у рта кричал, что о состоянии боевой морали в Яновицах он сообщит в»Народную оборону», а копию отправит в»Руде право». В любом случае он не будет покрывать банду негодяев и саботажников.
В эту тревожную минуту он совершенно забыл про Кефалина с Покорным, которые продолжали свой путь по кругу с двумя мешками цемента.
— Ты написал Хеленке? — спросил Кефалин, — помни, она любой ценой должна приехать!
— Приедет, — пообещал Покорный, — её любовь ко мне столь велика, что об этом и сомневаться не приходится. А как твоя вдова?
Кефалин сделал таинственное лицо.
— Всё уже решено, — сказал он после паузы, — я принял её приглашение сегодня на ужин. Это будет самовольное оставление части, но всё только в интересах нашего общего предприятия. За успех театрального представления я заплачу своим добрым именем.
— Если тебя накроют, — предостерёг его Покорный, — пойдёшь на губу, а нам трудно будет найти тебе замену.
— Я покину часть под покровом тёмной ночи, — произнёс Кефалин, — и с всей возможной осторожностью. Гамачек и Троник в такой мороз после ужина и носа не покажут, а первую вахту несёт Штетка. Если он меня и заметит, его христианская совесть не позволит ему меня заложить! Ну а к полуночи я уже вернусь!
После обеда лейтенант Гамачек говорил по межгороду с Непомуками, и на его самоуверенном лице сгустились тучи. Он велел построить роту и объявил:
