— Принцессу Ириску?
— Да.
— Я сходила по ней с ума.
— Однажды ты меня даже ею ударила.
— Ты заслужила! — Миррен счастливо припрыгивает. — Она в Уиндемире?
— Что? Нет. Я послала ее тебе по почте. Еще зимой.
Сестра нахмуренно смотрит на меня.
— Я не получала ее, Каденс.
— Кто-то расписался о доставке посылки. Что твоя мама с ней сделала, запихнула в шкаф, не открывая?
Я шучу, но Миррен кивает:
— Возможно. У нее навязчивая идея. Постоянно моет руки, снова и снова. И заставляет делать то же самое Тафта с близняшками. Все убирает и отмывает так тщательно, будто в раю есть специальное место для тех, у кого безупречно чистые полы. И пьет она слишком много.
— Моя мама тоже.
Миррен кивает.
— Не могу на это смотреть.
— Я что-нибудь пропустила во время вчерашнего ужина?
— Я не ходила. — Она направляется к деревянной дорожке, ведущей от Каддладуна к маленькому пляжу. Я следую за ней. — Я же сказала, что этим летом не собираюсь туда ходить. А ты почему не пошла?
— Мне было плохо.
— Мы все знаем о твоих мигренях, — произносит Миррен. — Тетушки говорили.
Меня передергивает.
— Не жалей меня, ладно? Никогда. Меня от этого тошнит.
— Разве ты вчера не принимала свои таблетки?
— Они меня вырубили.
Мы дошли до малого пляжа. Обе снимаем обувь и идем по влажному песку. Миррен касается панциря мертвого краба.
Я хочу сказать ей, что моя память ненадежна, что у меня черепно-мозговая травма. Хочу расспросить о лете-номер-пятнадцать, заставить рассказать то, о чем не хочет говорить мама или чего она не знает. Но Миррен такая жизнерадостная. Не хочу, чтобы она испытывала ко мне еще больше жалости.
И я еще немножко злюсь из-за того, что она не отвечала на письма — и из-за потери дурацкой куклы, хоть и знаю, что это не ее вина.
— Джонни и Гат в Рэд Гейте или они спали в Каддлдауне? — спрашиваю я.
— В Каддлдауне. Боже, они такие лентяи. Я будто с гоблинами живу.
— Так заставь их вернуться в Рэд Гейт.
— Ни за что, — смеется девушка. — И ты… больше никакого Уиндемира, ладно? Переедешь к нам?
Я качаю головой:
— Мама не разрешает. Я спрашивала ее сегодня утром.
— Да ладно, она должна отпустить тебя!
— Она страшно печется обо мне с тех пор, как я заболела.
— Но это было почти два года назад.
— Да. Она наблюдает, как я сплю. И читает лекции о том, что я должна больше общаться с дедушкой и малышней. Должна соединиться с семьей. Натянуть улыбку.
— Это такой бред. — Миррен показывает мне горсть фиолетовых камушков, которые насобирала. — Держи.
