Мама обзванивает тетушек. Ведет с ними долгий, проникновенный разговор на крыльце нашего дома. Я ничего не слышу, кроме нескольких фраз: «Каденс такая хрупкая, ей нужно много отдыхать. Лишь на четыре недели, не на все лето. Ничто не должно ее беспокоить, исцеление идет очень постепенно».
А также «Пино-гриджо», «Сансер», может быть, «Рислинг»; но определенно не «Шардоне».
Моя комната теперь почти пуста. На кровати простыня и стеганое одеяло. На столе ноутбук и пара ручек. Стул.
У меня есть: несколько пар джинсов и шорт. А также кофты и фланелевые рубашки, теплые свитера; купальник, кроссовки и пара ботинок. Два платья и несколько пар туфель на каблуке. Теплое пальто, охотничья куртка и брезентовый плащ.
Полки пусты. Ни фотографий, ни плакатов. Ни детских игрушек.
Отдаю: туристический набор для чистки зубов, который купила мне вчера мама.
У меня уже есть щетка. Не знаю, зачем она купила еще одну. Эта женщина покупает вещи ради факта самой покупки. Идиотизм.
Я направляюсь в библиотеку и снова вижу девушку, которая взяла мою подушку. Она так и сидит, спиной к стене. Кладу набор в ее стакан для мелочи.
Отдаю: зеленую охотничью куртку Гата. Ту, в которой я была в ту ночь, когда мы держались за руки, смотрели на звезды и говорили о Боге. Так и не вернула ее.
Нужно было отдать ее сразу. Я знаю. Но я не могла себя заставить. Это все, что у меня осталось от него.
Но это глупо и низко. Гат меня не любит.
Я тоже его не люблю, возможно, никогда не любила.
Мы увидимся послезавтра, но я не люблю его, и мне не нужна его куртка.
Телефон начинает звонить в десять вечера, утром мы уезжаем на Бичвуд. Мама в душе, поэтому трубку беру я.
Тяжелое дыхание. Затем смех.
— Кто это?
— Кади?
Я понимаю, что это ребенок.
— Да.
— Это Тафт. — Брат Миррен. Совершенно невоспитанный.
— Чего это ты не спишь?
— Это правда, что ты наркоманка? — спрашивает он.
— Нет.
— Уверена?
— Ты звонишь, чтобы узнать, не наркоманка ли я? — Мы с Тафтом не общались после несчастного случая.
— Мы на Бичвуде, — говорит он. — Приехали этим утром.
Я рада смене темы. Заставляю себя ответить веселым голоском:
— Мы приедем завтра. Как вам там? Ты уже плавал?
— Нет.
— А на качелях катался?
— Нет, — отвечает Тафт. — Ты точно не наркоманка?
— И откуда у тебя возникла такая мысль?
— Бонни. Она говорит, что я должен приглядывать за тобой.
— Не слушай Бонни, — говорю я. — Слушай Миррен.
— Об этом я и говорю. Но Бонни единственная, кто верит мне насчет Каддлдауна, — отвечает он. — И я хотел позвонить тебе. Но только если ты — не наркоманка, а то они понятия не имеют, что происходит вокруг.
