— Что-то вы не спрашиваете, кто там? — удивился я. — В наше время это опасно.
— А чего бояться-то? — грубым прокуренным голосом отвечает Столетник. — Тащить у меня нечего, а если что — я всегда смогу постоять за себя. Я и тебя защитить смогу, товарищ журналист.
— Так вы знаете, кто я?
— Так я телевизор-то, поди, смотрю! И всю вашу братию знаю. Я вообще, надо сказать, все знаю. К примеру, зачем ты сюда пожаловал.
— Ну и зачем?
— Соседи напротив тебя интересуют.
«Ну, — думаю, — это не удивительно. Небось слышала, а может, через глазок видела, как я у их дверей стоял».
— Да что ж мы здесь стоим? — всплеснула руками Столетник, — в комнату, в комнату проходи.
— Да вообще-то мне некогда…
— Проходи, говорю! — прикрикнула бабулька и подтолкнула меня к распахнутой двери. — Садись! Ты вон смотри, какой дылда вымахал, легко, думаешь, мне с тобой беседы вести? Шея, того глядишь, и сломается, пока я на тебя снизу вверх смотреть буду…
Доводы по поводу шеи были довольно убедительны, и я прошел в крохотную комнатенку и опустился на старый шаткий стул. Мне казалось, что я попал в сороковые — пятидесятые годы. По крайней мере, в фильмах об этом времени была точно такая же обстановка: громоздкий комод со множеством выдвигающихся ящичков, этажерка и большой круглый стол, накрытый белоснежной скатертью. На стене висели пожелтевшие от времени фотографии военных лет, на одной из которых легко и радостно улыбалась белокурая девушка в солдатской шинели и пилотке. Я отметил между ней и стоящей передо мной Столетником едва уловимое сходство. Но спросить, не она ли это на снимке, не успел: моя собеседница меня опередила.
— Виктор до сих пор не нашелся, а жена его, слава те, Господи, в порядке.
Я понял, что речь шла о Чудном Мужике (до сих пор ведь я не знал его имени), и спросил:
— А, вообще, что с ним? Где он?
Столетник вздохнула:
— Кто бы знал!
Вздохнул и я и сказал, поднимаясь со стула:
— Ну ладно, мне пора. И на том спасибо.
— Эх, молодо-зелено! — воскликнула Столетник. — До чего же вы все молодые торопливые! Да впопыхах-то разве дела делаются? Ведь так-то можно и мимо станции своего назначения пролететь!
Я уставился на нее. Она была чуть ли не на полторы головы ниже меня и взгляд мой уткнулся в жиденькие и абсолютно белые волосенки. Уж не себя ли она считает станцией моего назначения?
— А то! — подняв голову и задорно взглянув на меня снизу вверх, сказала Столетник. — В этом деле я как раз твоя станция и есть!
