Горизонт края света | страница 29



Иктеня передал бубен якаяку и, держась за лоб, сказался нездоровым.

– Пойду в юрту шамана, – сообщил он. – Пусть покамлает – выгонит злого келе из головы…

До поздней ночи казаки ели, пили, веселились. Перед сном Атласов вышел проверить посты. Всё было благополучно. Возвращаясь назад, заметил: из юрты шамана выскользнул казак.

Начальный человек попытался рассмотреть, кто это был, но резкий порыв ветра поднял снежную пыль и скрыл тёмную фигуру.

Встречь Солнца

(Продолжение записей И. Анкудинова)

Чай Омрелькота

Прохладный ветер подталкивал вперёд тяжёлые серые облака, урчал и разрывал их сплошную пелену. Но в небе нет-нет да и вспыхивали синие оконца. Постепенно открылось солнце, и река ожила, заискрилась серебристой рябью.

«Прогресс», рассекая воду, мчался вперёд, и холодные брызги приятно холодили лицо. Так мы шли и час, и другой, пока не увидели на берегу костёр. У палатки на оленьей шкуре сидела старуха в узорчатом халате, что-то шила. Над огнём кипел котел, рядышком сверкал бок пузатого медного чайника – видимо, его недавно хорошо отдраили речным песочком.

Старуха обернулась на звук мотора и приставила козырьком ладошку ко лбу, пытаясь разглядеть, что за люди плывут на лодке.

– Э! Да это Экым, – сообщил Лёша. – Мамушка деда Омрелькота. А где ж сам старик?

Словно услышав его вопрос, из палатки вылез сухощавый дед, в отличие от бабки совсем не колоритный – в обычных серых брюках, выцветшей клетчатой рубашке и соломенной шляпе.

– Омрелькот, – заулыбался Лёша. – Этого деда зовут Омрелькот. Недавно ему новый паспорт оформляли – взамен старого, ещё советского, и паспортистка говорит: «Что это за имя у тебя, дед? Гастрономическое какое-то! Звучит как антрекот. Давай подберём тебе благозвучное имя…» Так ты знаешь, как Омрелькот возбух? Так обиделся, что даже жалобу хотел написать. А ведь такой спокойный, тихий старик…

Омрелькот замахал нам руками:

– Э-эй, люди! Чаевать давайте!

Через несколько минут мы уже сидели у костра. Старушка выловила из котла дымящийся кусок оленьего мяса и расторопно нарезала его дольками:

– Кушайте, кушайте… Однако мясо – солонина. Летом, однако, редко свеженину кушаем.

– Ладно тебе, – сказал дед Омрелькот. – Люди, чай, не с луны свалились – свои, пенжинские, понимают: летом мяса нет, олешку зимой кушают. Вот другую еду найду…

Он залез в палатку, покопался там и вынес две пластушины юколы почти вишневого цвета.

Мы ели её так, как полагается настоящим тундровикам: откусывали кусок хлеба, вслед за ним – дольку рыбы и запивали горячим тёмно-красным чаем.