Фаний сообщил об этом жене, однако та не шелохнулась: наверное, уже уснула и не слышала его.
А Фаний не спал и все думал, думал…
Орестес не сумел оплодотворить Алфию — значит, придется поискать другого раба, который смог бы сделать это. Конечно, трудно будет найти второго такого красавца, но тут уж не до красоты, главное — плодовитость. Нужно искать раба, о котором точно известно, что у него есть дети. Если смог сделать одного ребенка, сделает и другого. Ах, как хотел Фаний, чтобы у него было много детей! Но будет безмерно рад и единственному сыну или даже дочери. Перед ним вдруг возникло лицо прелестной девочки, похожей на Алфию, и он блаженно улыбнулся, засыпая.
Ладонь его соскользнула с плеча жены.
Алфия приподнялась, осторожно оглянулась. Муж крепко спал.
— Время этого мальчишки истекло, — вдруг пробормотал он сквозь сон.
Алфия судорожно вздохнула, глядя в темноту глазами, все еще блестевшими от слез.
…Фаний проснулся оттого, что его томила жажда. Почти не открывая глаз, он протянул руку вправо — здесь на столике всегда стояла чаша с водой. Фаний нашарил ее, коснулся края губами — и разочарованно вздохнул: там было пусто.
— Что за нерадивые рабы пошли, — проворчал он, спуская ноги с ложа, и только теперь заметил, что жены рядом нет.
Иногда, когда у Алфии приходили лунные дни, она уходила спать отдельно. Но ее дни, кажется, недавно миновали. Куда же она подевалась теперь? Может быть, отправилась в отхожее место?
Но надо позвать раба принести воды.
Он хлопнул было в ладоши, однако Орестес не появился.
Фаний вскочил с постели и заглянул в соседнюю опочивальню, где могла спать жена. Ее ложе было пусто, сундук открыт, а на полу — он ясно видел это в лунном свете — валялись какие-то вещи. Вот платок, который когда-то привез Фаний из Микен в подарок жене, но Алфия его не любила. Не любила она и этот браслет, изделие знаменитого ювелира с острова Лемнос, а эти сандалии ей натирали ноги, она их никогда не носила… Что же это значит, почему Алфия вдруг вытащила из сундука именно эти нелюбимые вещи?
Фаний заглянул в сундук — да так и ахнул. Сундук был пуст, совсем пуст.
«Она сбежала от меня! — догадался Фаний. — Сбежала со всеми вещами, а эти, ненужные и нелюбимые, бросила! И меня бросила, будто какие-нибудь сандалии! Почему?! Что я сделал?! Чем провинился?!»
Фаний хотел закричать, поднять тревогу в доме, но горло его словно судорогой свело, он не мог издать ни звука. Так, молча, разрываемый изнутри горем, негодованием, воплем, он пронесся по всему дому, бессмысленно надеясь, что жена еще здесь, что никуда не ушла, что это просто какая-то глупая шутка… И чуть не зарыдал от счастья, вдруг услышав ее встревоженный голос во дворе, около высокой каменной ограды, и наконец-то увидев ее!
