кормили очень хорошо. Некоторые девушки, например Гелиодора, с которой Лаис очень подружилась, как-то раз обмолвилась, что многие кушанья видит впервые, а столько мяса отродясь не ела. Тогда и Лаис призналась, что почти всю жизнь жила впроголодь, а есть досыта и вкусно стала только в доме Апеллеса.
Девушки уже поведали друг другу свои истории. Гелиодора, жизнь которой была раньше довольно спокойной и которую родители отдали в Коринфскую школу по обету (молились Афродите, чтобы исцелила сына, родившегося немым, и та вняла мольбам, мальчик внезапно заговорил, — ну и отдали дочь в уплату за милость богини), слушала о приключениях Лаис, как слушают певцов, повествующих о странствиях хитромудрого Одиссея.
Гелиодора была мила, тиха, ненавязчива, с восторгом взирала на Лаис, как на старшую, умную и опытную сестру (хотя они были ровесницами) — и с неприязнью смотрела на тех, кому Лаис пришлась не по нраву.
Кто с кем дружит, а кто с кем не дружит, кому можно доверять, а кого стоит опасаться — это девушки смекнули очень быстро. Лаис сразу сблизилась с Гелиодорой и Нофаро, ну а Маура крепко сдружилась с Клитией и Филлис, которые мигом принялись завидовать Лаис: ведь и великая жрица Никарета, и все наставницы откровенно выделяли ее среди других.
— У нее остались в Афинах богатые старые любовники, которые скинулись — и отправили ее учиться, чтобы она более ловко ублажала их и сумела заставить стоять даже то, что давно полегло, как колосья после бури! — насмехалась Маура.
— Лаис, скажи ей, Лаис! — шипела обиженная за подругу Гелиодора. — Да если они узнают, кто эти твои «старые любовники», кто именно отправил тебя в Коринф, они себе языки откусят от зависти!
— Если Маура откусит свой язык, жить будет нестерпимо скучно, — усмехалась Лаис. — Откуда мы будем тогда узнавать о любовных историях наших наставниц?
— Эти сплетни не доведут до добра, — бормотала дрожащим голосом Нофаро. — Но, боюсь, нагорит не только болтунье Мауре: тех, кто отворял для нее свои уши, тоже не помилуют!
Нофаро вообще всего опасалась, а главное — того, что ее за какую-нибудь провинность вернут отцу. Раньше Нофаро жила в Триполисе, с самого детства была просватана за своего двоюродного брата и уже начала ткать материю для будущего свадебного наряда. Мать ее давно умерла, однако перед смертью взяла с мужа слово, что тот даст за дочерью богатое приданое. Беда в том, что отец приданое в свое удовольствие тратил на дурных девок и этот образ жизни менять совершенно не собирался. Когда дошло до свадьбы, он принялся избивать дочь, заставляя ее отказать жениху под тем предлогом, что жизнь порядочной женщины — жены и матери семейства — ее нимало не влечет, а охота ей сделаться гетерой и продавать себя за деньги.
