Лейли и Меджнун | страница 22
Меджнун - то месяц неба вечной страсти.
Лейли - луна на небе красоты,
Меджнун - султан над краем маеты.
Лейли - царица сборища прекрасных,
Меджнун - дервиш на улице несчастных.
Лейли услада - грустный взгляд очей,
Меджнуна радость - скорбных слез ручей.
Лейли - к веселью красоты стремленье,
Меджнун - любви невольное мученье.
Лейли всечасно радует сердца,
Меджнун - людей печалит без конца.
Лейли красой сверкает совершенной,
Меджнун - любовь к той красоте нетленной.
Лейли - то перл девичьего стыда,
Меджнун жемчужиною горд всегда.
Увидеть друга - вот Лейли стремленье,
Меджнун к Лейли стремится в опьяненье.
И встретились два кипариса вновь,
Опять свела возлюбленных любовь.
Гранит ударился о грани стали, -
Покой и воля искрами сверкали.
Сердец их струны зазвучали в лад,
Рыданием был этот миг богат.
Она взглянула - усладила око,
А он взглянул - и скован был жестоко.
На море бед взвихрился ураган,
Меджнун упал без чувств, от страсти пьян
Не мог он предаваться лицезренью:
И на земле простерся бледной тенью.
Лейли не поднимала глаз на мир
И не могла взглянуть на свой кумир.
Достигли крайности ее страданья, -
Она упала наземь без сознанья.
Водою брызнувши в лицо Лейли.
Ее подруги в чувство привели.
Лейли! - они кричат сомкнувшись тесно,
Не стало бы родителям известно,
Что ты с чужим знакомство завела
И сердце в плен красавцу отдала.
Пристойно ль это для девицы скромной?
Ты станешь жертвою беды огромной.
Так безрассудно поступать нельзя,
К беде нас эта приведет стезя".
Собрав шатер с поспешностью великой,
Они с красавицею луноликой
Вернулись, чтобы ни отец, ни мать
О происшедшем не могли узнать.
Сидели в замке, проронить не смея
Ни слова про сокровище и змея[46].
* * *
Опомниться Меджнуну тут пришлось:
Он пробужден ручьем кровавых слез.
И что ж он видит? Нет его кумира!
Есть тело, прах - душа ушла из мира!
Он здесь, безумный, гурия ушла,
Его с собою сердце унесла.
Он платье разодрал, открывши вежды,
Отрекшись от себя и от одежды.
Бурнус пурпурный наземь бросил он,
Кровавыми слезами облачен.
Подобен он каламу был вначале[47],
С чалмою черной - знаменьем печали.
Но пламя вздохов до главы дошло
И черную чалму его сожгло.
Рубаху он с себя сорвал с презреньем,
Швырнул ее, как саван, с отвращеньем.
Искатель бедствий туфли бросил прочь, -
Влюбленным кандалы носить невмочь.
Просил прощенья у друзей и близких,
Сказал: "Немного вас - людей, мне близких.
Любовью одержимого увлек
Любви разбушевавшийся поток.
Вам лучше и не знаться бы со мною,
А то вас той же захлестнет волною.