Лейли и Меджнун | страница 22



Меджнун - то месяц неба вечной страсти.


Лейли - луна на небе красоты,

Меджнун - султан над краем маеты.


Лейли - царица сборища прекрасных,

Меджнун - дервиш на улице несчастных.


Лейли услада - грустный взгляд очей,

Меджнуна радость - скорбных слез ручей.


Лейли - к веселью красоты стремленье,

Меджнун - любви невольное мученье.


Лейли всечасно радует сердца,

Меджнун - людей печалит без конца.


Лейли красой сверкает совершенной,

Меджнун - любовь к той красоте нетленной.


Лейли - то перл девичьего стыда,

Меджнун жемчужиною горд всегда.


Увидеть друга - вот Лейли стремленье,

Меджнун к Лейли стремится в опьяненье.


И встретились два кипариса вновь,

Опять свела возлюбленных любовь.


Гранит ударился о грани стали, -

Покой и воля искрами сверкали.


Сердец их струны зазвучали в лад,

Рыданием был этот миг богат.


Она взглянула - усладила око,

А он взглянул - и скован был жестоко.


На море бед взвихрился ураган,

Меджнун упал без чувств, от страсти пьян


Не мог он предаваться лицезренью:

И на земле простерся бледной тенью.


Лейли не поднимала глаз на мир

И не могла взглянуть на свой кумир.


Достигли крайности ее страданья, -

Она упала наземь без сознанья.


Водою брызнувши в лицо Лейли.

Ее подруги в чувство привели.


Лейли! - они кричат сомкнувшись тесно,

Не стало бы родителям известно,


Что ты с чужим знакомство завела

И сердце в плен красавцу отдала.


Пристойно ль это для девицы скромной?

Ты станешь жертвою беды огромной.


Так безрассудно поступать нельзя,

К беде нас эта приведет стезя".


Собрав шатер с поспешностью великой,

Они с красавицею луноликой


Вернулись, чтобы ни отец, ни мать

О происшедшем не могли узнать.


Сидели в замке, проронить не смея

Ни слова про сокровище и змея[46].


* * *


Опомниться Меджнуну тут пришлось:

Он пробужден ручьем кровавых слез.


И что ж он видит? Нет его кумира!

Есть тело, прах - душа ушла из мира!


Он здесь, безумный, гурия ушла,

Его с собою сердце унесла.


Он платье разодрал, открывши вежды,

Отрекшись от себя и от одежды.


Бурнус пурпурный наземь бросил он,

Кровавыми слезами облачен.


Подобен он каламу был вначале[47],

С чалмою черной - знаменьем печали.


Но пламя вздохов до главы дошло

И черную чалму его сожгло.


Рубаху он с себя сорвал с презреньем,

Швырнул ее, как саван, с отвращеньем.


Искатель бедствий туфли бросил прочь, -

Влюбленным кандалы носить невмочь.


Просил прощенья у друзей и близких,

Сказал: "Немного вас - людей, мне близких.


Любовью одержимого увлек

Любви разбушевавшийся поток.


Вам лучше и не знаться бы со мною,

А то вас той же захлестнет волною.